В хижине с куполообразным потолком из листьев гуавы и пальм почти всегда царит тишина.

Это священное место, и находится оно поодаль от стоянки кану - богато изукрашенное (изразцы на глиняных стенах, изображающие воплощения Богов, на которые не поскупились ни болотного "сока", ни крови жертв), настороженное, хищнически-затаившееся... Кану обходят его с почтительной осторожностью и трепетом в душах. Все до исключения, от мальков, что шныряют по лесу в поисках орехов и плодов гуавы, до убеленных сединами охотников. Последние даже спиной могут определить, откуда за ними наблюдают Боги, и нередко перед тем, как добить тапира - обращаются в нужную сторону, чтобы склониться и прошептать слова благодарности.

Сейчас, когда полуденные лучи солнца образуют вертикальный белесый столб - единственный источник света в полумраке - в Святилище на коленях и пятках сидят трое. Циновки из лиан под их силуэтами  уже пропитались от пота, смешанного кукурузным маслом,  волнением и ожиданием. Каждый раз.

Ладонь Коаля  - узкая, смуглая почти до черноты, - ложится на обтянутый человеческой кожей барабан, что лежит по центру хижины на пятнистой шкуре ягуара. Инструмент отзывается глухим гулом - по ощущениям, под ним пустота, что уходит глубоко к центру мира...
- Я жду тебя, Кукульцан. Мы ждем тебя.

Нахцик - нагая, как и двое остальных - покорно укладывает свою короткую, почти детскую, пятерню рядом, качнувшись для этого вперед всем коренастым телом.
- Я жду тебя, Икшель. Мы ждем тебя.

Куалли не торопится, пока не стихнет едва различимый на низких тембрах гул. На ее сосках, острых, как мордочка опоссума и почти черных в полумраке, тягуче повисли капельки масла, золотистого, словно дикий мед. Тонкие пальцы почти охватывают свободную сторону барабана.
- Я жду тебя, Иш-Таб. Мы ждем тебя.

Проходит несколько мгновений - и нечто (Боги) приходят к ним. Гул становится еще громче - и стихает.

Член Коаля восстает бордовым початком кукурузы, мышцы распрямляются, скулы становятся резкими, словно грани ножа. На лице у глубоко вздохнувшей Нахцик проступают алые разводы, а живот округляется, словно та не рожала пару месяцев назад и сейчас находится на сносях.

Куалли ощущает, как тяжелеет ее грудь, по которой кто-то невидимым мягким пальцем (множеством пальцев) чертит черные завитки. Ее глаза заволакивает тьма, без различия на склеру и радужку.

- Мне нужны десять от десяти к новой луне. - Голос девушки меняется, становится глухим и жадно-требовательным. - И чужаки. Чужая кровь. Свежая кровь. Тогда я смогу защитить тех, кому мы благоволим.

- Будет исполнено. - Кукульцан, не раз слышавший эти речи, плавно смыкает ладони лодочкой. - Они уже на пути сюда, скоро твой голод будет утолен. А что ты, сестра?.. - Легкий поворот головы, почти змеиная грация. - Что скажешь про тех, кому мы благоволим?

Губы беременной расплываются в непринужденной улыбке, которая адресована Куалли/Иш-Таб.
- Я приведу дожди для урожая, раздвину лес и с помощью брата наполню семенем зверей для их плодовитости. И мне нужны девственницы, они взойдут на ложе... до того, как твоя жажда возьмет свое.

Куалли - Та, Что В Ней, - легко и согласно склоняет голову набок: жизнь всегда должна идти рука об руку с смертью. Ее ставшие угольно-черными тонкие пальцы, окаймленные обсидиановыми коготками, ложатся на смуглые бедра, слегка растирают влажную кожу. В хижине, помимо ароматов пота и кукурузного масла, все отчетливее пахнет женским лоном, пряно-соленым, взывающим и манящим.
- Как пожелаешь, сестра.

Вертикальные зрачки Коаля/Кукульцана останавливаются на лице Куалли, змеиный язык облизывает нижнюю губу - быстрый и почти незаметный жест.
- Мы закончили и уходим...
- Мы закончили и уходим... - Вторят обе девушки в унисон.
И в хижине вновь тихо.

[nick]IXTAB[/nick][status]goddess of death[/status][icon]https://i.postimg.cc/nzjgJXP9/th.jpg[/icon][sign]i feel your life in my finger's dance[/sign][info]Куалли, сотрудник морга в Кампече и по совместительству жрица Иш-Таб[/info]

Подпись автора

приодел Эйд ♥

SSDD