Салон частного самолёта был отделан с безупречным вкусом: светлая кожа кресел, тёмное дерево панелей, приглушённый свет ламп. Пассажиры таких самолетов, обычно люди успешные и обеспеченные, чувствовали себя здесь комфортно и расслаблено. Сквозь стеклянный купол иллюминатора, можно было наблюдать за бесконечно меняющимися картинами неба. На короткое мгновение облако заслонило солнце, и салон погрузился в полумрак. Затем, когда оно проплыло мимо, яркий свет вновь наполнил пространство. Внизу, под крылом самолёта, простирался ковёр из облаков, похожий на бесконечную снежную пустыню. Это зрелище завораживало своей красотой и величием. Из динамиков доносилась тихая музыка, создавая атмосферу спокойствия и умиротворения. В кабине пилотов работали профессионалы своего дела, чья внимательность и опыт обеспечивали безопасность полёта. Почему бы не наслаждаться таким прекрасным перелетом, да? Когда мини-бар был забит хорошем алкоголем, на столике напротив можно было найти шоколад ручной работы и тарелку со свежими фруктами, а все остальные пассажиры в салоне, исключая тебя, это твой обслуживающий персонал. А потому что. Потому что все вышеперечисленное было организованно для комфортного перелета сына дона Моретти, но на отведенном ему кресле его не было. О, нет, на борту железной птички парень присутствовал. Но с самого начала пути, место его дислокации было перенесено не иначе как в уборную.

Молоденькая стюардесса, выделяющаяся своим молчаливым нравом и мягкой лучезарной улыбкой, уже некоторое время неловко мнется у двери, держа в руках белое махровое полотенце. Аккуратные пальцы нервно мнут ткань, а взгляд растерянно всматривается в лицо стоящего рядом медика. Они вместе, словно постовые, ожидают пока наследник Моретти избавит свой многострадальный желудок от утреннего кофе. Мужчина безнадежно качает головой. В отличие от новенькой стюардессы, он то в курсе как Маттео обычно переносит перелеты и с легкой разочарованностью вспоминает как младший Моретти на его слова: "Синьор, я бы не рекомендовал вашему организму кофеин до приземления на Кубе", не глядя на него, молча натянул на лицо затемненные солнечные очки и с приважнейшим видом всосал в себя свой любимый халвичный латте. Чтож, продукт успешно переведен, стабильность ни то чтобы радовала, но и в ней были свои прелести. Когда ничего не меняется с годами - это тоже хорошо. По крайней мере лучше, чем негативное падение. А тут не знаешь как сдержать улыбку а-ля: "А я говорил", пытаясь сделать невозмутимое лицо.

Снова упав в свое сидение, наследник оружейной империи бодро не выглядит. Трясущимися пальцами сжимает Милано ментол, глубоко затягивается и, гордо задрав подбородок, переваривает врученные ему врачом две таблетки снотворного. Лететь еще по меньшей мере два часа. Прекрасными пейзажами за окном он все равно не станет любоваться, а воткнутые в уши наушники монотонно читают ему уроки французского языка. В следующем году он отправится ни на Кубу, а в Париж. Ни то, чтобы он никогда не бывал там, но поставить галочку в своем дневнике по путешествиям в осознанном возрасте не откажется. Все-таки он планировал облететь если и не весь мир, то хотябы какую-то его часть до тех пор, пока окончательно не увязнет в делах семьи. Годы идут слишком быстро. Он ничего не успевает. И мысль об этом накатывает на него новой волной уныния. Парень старательно пытается не думать об этом. В конце концов, ежегодную "смену обстановки" ему рекомендует его психотерапевт. И именно для этого он летит на Кубу, а не для того, чтобы загонять себя дальше в угол и рыдать там от отчаяния. Слезы в его положении - непозволительная роскошь. В последний раз он плакал на похоронах матери шесть лет назад.

Сон показался Маттео непозволительно долгим. Мягкая рука врача, легшая ему на плечо, будит его уже тогда, когда самолет приземляется в аэропорту. Но дверь салона не открывается до тех пор, пока Тео не приведет себя в порядок у стационарной раковины и не решит, что выглядит достойно для того, чтобы явить свое лицо миру. Из тех людей, кто выглядит идеально даже в трусах и в майке. Поэтому и не спешит особо. Тем не менее сегодня он - обычный подросток на отдыхе. Нет необходимости лезть в официальный костюм, душиться галстуком на котором к вечеру хочется повеситься и укладывать волосы так, чтобы отец не смерил тебя недовольным взглядом. Обычная темно-синяя рубашка, джинсы и кеды. Не выделяться ничем, кроме наличия рядом серьезной охраны. И наконец-то спускаясь по подогнанному к самолету трапу, Моретти удивленно вскидывает брови, когда к нему обращается довольно моложавый на вид парниша. Это, что, праздник какой-то? Пока он оглядывается по сторонам, не замечает, как оказывается под зонтом. Так же не замечает рядом присутствия никого другого из охраны. Обычно здесь его встречает рослый кубинец с противным акцентом, обезьяньим лицом и отвратительным запахом изо рта. Человек же перед ним выглядит с иголочки, обладает приятным голосом и притягательным взглядом. Оторваться сложно, но возможно. Как раз в тот момент, когда его спутник приглашает его сопроводить до машины.

Опускаясь на заднее сидение машины, Маттео достает из кармана телефон, боковым зрением отмечая про себя знакомые черты лица водителя. Его он, определенно, помнит с прошлого года. Значит все в порядке? Занесенный над зеленой трубкой дозвона отцу палец замирает. Моретти поворачивает голову в сторону снова обратившегося к нему парня и чуть склоняет ее, разглядывая его лицо. Ну почему бы, собственно, и нет? Нет действительно весомых причин беспокоить отца по таким пустякам. Поэтому он блокирует дисплей и засовывает гаджет в кармашек на спинке переднего сидения. - Чудестно. - Отвечая на вопрос о комфорте перелета, Маттео растягивает губы в очаровательной улыбке. Выглядеть идеально даже в трусах и в майке, да? И обязательно так, будто не его всего пару часов назад полоскало на по меньшей мере двенадцати километрах над уровнем моря так, будто он доживает свои последние минуты. Рука тянется к пиджаку собеседника и он без стеснения цепляется пальцами за одну из сторон чтобы отвести полу и убедиться в наличии оружия под скрывающей его тканью. Потому что может позволить это себе. - Come ti chiami, tesoro? - Взгляд скользит по аккуратно завязанному галстуку и опускается на одну из выглядывающих из-под рукава пиджака манжет. Возвращается к глазам. Смотрит так, будто хочет спросить что-то еще, но на мгновение задумывается. Ищет что-то во взгляде напротив. Но в какой-то момент словно теряет интерес и переключается на брошенный на сидение журнальчик с достопримечательностями. - Ты местный, или тебя тоже заселили в Мелиа Пенинсула? - Это главный вопрос на повестке дня. И вне зависимости от ответа на него, последствия все равно будут неизменны.

Отредактировано Matteo Moretti (2024-06-12 02:48:51)

- Маркус. - Откидываясь на спинку сидения, Маттео закидывает ногу на ногу и перекладывает небольшой журнал себе на бедро. Открывает с первой страницы, и перелистывает несколько с таким видом, будто ему действительно интересно. Не интересно. Понятия не имеет, зачем здесь оставили этот путеводитель. Он прилетает сюда не первый год и обошел уже все заинтересовавшие его места. Но не будет спорить. Это замечательное место. При другом раскладе он бы не стремился побывать здесь снова и снова. Ведь Куба - это страна с богатым культурным наследием и уникальной природой. Здесь есть и горные районы, и равнины, и тропические леса. Здесь легкий воздух, здесь пахнет свежестью. Здесь нет нескончаемого потока машин, вони выхлопных газов, рутинной суеты и пачки надоедливых родственников. Здесь царит дух свободы, которой у него никогда не было. - Bel nome. - Произносит тихо, задумчиво, по инерции отвечая все на том же итальянском. Иногда он забывается, что не все вокруг готовы перешагнуть вместе с ним языковой барьер. Родная речь прочно отпечаталась в его голове еще с детства и все никак не хотела отходить на второй план несмотря на то, что в Нью Йорке его семья находится довольно давно. Это было что-то подсознательное, находилось у него в крови и вытравить это оттуда было сложно. Если вообще не невозможно. Ему постоянно приходится общаться с людьми на двух разных языках. С поступлением же в университет база начала проседать под давлением французского, немецкого и русского языков. Иногда в голове была такая мешанина, что в момент ему кажется будто он окончательно потерялся и забыл как говорить. В такие моменты он предпочитает вообще молчать и не отсвечивать. Ведь на рассеянность он тоже права не имеет.

Почти местный парень вполне ожидаемо отмечает странность в выборе времени отдыха. Ведь семья Моретти, в денежном эквиваленте могла бы позволить себе приехать сюда в любой сезон. Вне зависимости от вопросов ценовой категории при выборе жилья. На кредитной карте самого Маттео лежала такая сумма, что позволила бы ему остаться здесь до следующего года и как только баланс начал бы медленно приближаться к нулю, туда бы капнуло еще. Дон Моретти был щедр в отношении своих детей. Ни в чем не ущемлял до тех пор, пока они проштрафившись не ущемляли его. Глаза и уши у отца имелись буквально везде, но от чего-то своим детям он доверял. Тео так точно. Даже несмотря на довольно прескверный характер сына, тот еще ни разу не дал ему усомниться в своей преданности делу и беспрекословном послушании. Но одно дело то, что происходило в стенах родного дома и другое, что происходило за его бортом. Грешков, о которых главе семьи лучше не знать, в багаже его сына накопился целый вагон и маленькая тележка на прицепе. Может даже не одна маленькая тележка. Он бы не назвал себя аккуратным в проявлении своих желаний и их осуществлений, но еще ни разу не подставлялся так, чтобы это вышло за рамки и разгневало отца до нервного припадка. А может предок уже давно был в курсе всего, но чинно закрывал на это глаза, мол: "Не тронь дерьмо, не завоняет. Пока оно спокойно, оно делает то, что от него просят". Тоже верная политика, но сейчас ведь не об этом? Кажется, они говорят о сезоне дождей? - Не вся "золотая" молодежь приезжает на Кубу для того, чтобы пережариться на солнце, угаситься наркотой на каком-нибудь опен-эйре под музыку которую бы ты в здравом уме никогда не стал слушать и под утро проснуться в чужом номере. - Не вся. Но наверное он бы именно так и сделал, если бы прибыл сюда немного... в другом состоянии. При другом раскладе с ним бы были друзья и бухать они начали еще на борту самолета, несмотря на то, что полоскало бы Моретти буквально после каждого бокала выпитого. Когда ты пьяненький, реальность воспринимается совершенно по-другому. Нет, пригубить горячительного он не откажется и теперь, но совершенно точно правильно рассчитает дозировку алкоголя на количество потребленного им курса таблеток. Подобные вещи следует мешать аккуратно. А то все мы знаем чем это может кончиться. - Считаю сезон дождей самым прекрасным временем для отдыха. Минимум людей на улицах, воздух свежее, океан теплее, капля коньяка в кофе приятнее. - Маттео сворачивает журнал и небрежно сбрасывает его на сидение между собой и своим теперешним спутником. Снова обращает к нему свое внимание и можно заметить как уголок его губ дрогнул в легкой полуулыбке. - Если учитывать, что кто-то в этот раз позаботился еще и о приятной компании в моем обществе, то этот отпуск можно заведомо считать удачным. Рамон совершенно не умел поддержать беседу. - Со стороны водителя послышался легкий смешок. Видимо, он одобрял подобную критику в отношении прошлого телохранителя. И не зря. Крайне отвратительный был тип. Тео искренне надеялся, что тот вышел на преждевременную пенсию и их пути больше никогда не пересекутся. Вот его бы он с удовольствием отселил бы в соседний номер. Но приходилось терпеть. Потому что таков устав. Таков закон. Придуманный им самим, но так ему проще себя контролировать и быть уверенным в собственной безопасности. В конце концов, он находится черт знает где от дома. А так и не выбитая из него с детства тревожность не редко дает о себе знать. Особенно в том состоянии, в котором он прибывает сейчас.

Мелиа Пенинсула было сложно назвать лучшим отелем на Кубе, но он относился к "одному из" и именно здесь любил отдыхать Маттео. Люди сюда приезжали... тихие, а обслуживающий персонал никогда не задавал лишних вопросов и не страдал излишней навязчивостью. Получив ключи от номеров, Тео протягивает один из них своему спутнику и уверенно идет к номеру, который снимал уже ни единожды. Здесь было привычно все. Он пути, который он проходил от административного корпуса до жилого помещения и до услужливо разложенного над его головой зонта. Непривычна, пожалуй, была только компания, но от чего-то он совсем не испытывает дискомфорта в этом незнакомом ему обществе. Его сопровождающий и правда казался ему человеком приятным. Имелось только одно "но". - Мне было бы проще, если бы ты обращался ко мне на "ты". Элитное общество осталось за бортом этого корабля. Давай договоримся, что Маркус - часть команды, а значит обращаться он будет ко мне по имени. - Моретти подмигивает своему собеседнику и проводит по замку ключ-картой, пока еще никуда не отпуская и приглашая того в свой номер. Предупредить о том, что часть команды в случае чего пойдет на дно вместе с этим кораблем, он, конечно же, не удосуживается.

Возникший из-за двери сквозняк забрался в завившиеся от сырости волосы, дал вдохнуть запах океана и потянул за собой к раскрытому балкону. Предусмотрительно скинув обувь еще у порога, Тео бодро промчался через помещение и остановился только у балконных перил. Номера находились на втором этаже жилого дома и отсюда открывался прекрасный вид на открытый океан. Делая быстрое селфи на телефон, парень отправляет фотографию любимой сестре, почти без сарказма сопровождая его коротким сообщением: "Как дела в Нью-Йорке?" Мини отчет о том, что он добрался до места и его встретили. Раз уж он решил не звонить отцу по прибытию. Почему-то разговаривать с ним у него не было никакого желания. - Отдохнуть? Разве я уже не на отдыхе? - Откладывая телефон на расположившийся на балконе столик, Маттео цепляет с него конверт. В нем находится приветственное письмо с номерами телефонов обслуживающего персонала и перечнем предоставляемых услуг. - У нас есть пара задач, которые необходимо сделать сейчас. - Поманив к себе пальцем собеседника, совершенно наплевав на то, что тот буквально только что поправил свой пиджак, снова отодвигает одну из его сторон и отправляет свернутую бумажку ему во внутренний карман. Теперь, будучи к парню ближе, чем находился в машине, он цепляется взглядом за нагрудную кобуру и почти любовно проводит пальцами по вдетому в нее оружию. - Триста восьмидесятый Смит и Вессон. А ты мне нравишься. Прекрасный выбор. - Легкий, малогабаритный, скрытный. Идеальный в своем виде и применении по назначению. - Как раз то, что скроется и за обычной одеждой. Переоденься и перенеси вещи в комнату на лево пока я наведаюсь в душ. Возьмем по кофе и прогуляемся по побережью пока там никого нет. - Распоряжения в свободной форме не значат, что выполнять их стоит тоже в ней же. Поэтому опережая недоумение новичка, Тео спешит объяснить одно из них. - В моем номере две комнаты не потому что я люблю каждый день кочевать в поисках новой локации для сна. Тут две комнаты, потому что на Кубе я никогда не ночую один. - Стук в дверь отвлекает его внимание и парень торопится, чтобы открыть ее и пропустить в комнату служащего, принесшего его немногочисленные вещи. Как только тот снова скрывается в недрах коридора, получив на руку чаевые, Маттео зарывается в сумке, доставая личное полотенце. Гостиничными он не пользуется. - Ну? Ты все еще здесь? Учти, если ты не вернешься раньше чем я выйду из душевой, оба кофе оплатишь ты, а не я. - Естественно, шутит. Кофе в любом случае запишут на его счет. Если, конечно, у парня не сработает инстинкт на опережение и тот не смотается в бар сам прежде чем сюда вернуться. Бывало и такое. Ведь все его "сопровождающие" были в курсе какой именно кофе пьет на-барон.

Уже. Ухожу.
Маттео снова цепляется взглядом за улыбку нового знакомого, но встретиться с ним глазами не успевает. Тот спешно выходит в коридор, оставляя Моретти в номере одного. Парень какое-то время еще следит за только что закрывшейся дверью. Сжимая темное полотенце в своих руках, он напряженно прислушивается к каждому звуку в помещении. Но слышит только ветер, шум дождя и фоновый шелест безграничного океана. Оборачивается, чтобы прищурившись всмотреться в ровную полоску горизонта. Несмотря на все еще гулящую за окном непогоду, водная гладь остается спокойной. Только ветер треплет легкую, полупрозрачную занавеску, предупреждая о том, что погода в тропиках бывает весьма обманчива. Тяжелый сырой воздух обволакивает легкие, на вдохе оседает на горле и с непривычки раздражает чувствительную слизистую носа. Тео медленно моргает, чувствуя как от напряжения начинает щипать глаза и, отступая к дивану, на выдохе садится на мягкую обивку. Тянет к себе сумку, чтобы достать из нее ноутбук. Укладывает тот на журнальный столик и открывая крышку, ловит оповещение о том, что до конца заряда осталось всего десять минут. Но ему много и не надо. Чтобы сменить пароль, Маттео требуется всего пара из остатка этого времени. На выездном гаджете ни то чтобы имелась какая-то особенно важная информация касающаяся его семьи. Это был его личный ноутбук. С его личными данными, паролями, телефонами, контактами, записями, фотографиями и прочим хламом, что хранил на жестком диске каждый нормальный подросток. Но в один момент, пароль в виде даты рождения его любимой сестры показался ему настолько очевидным, настолько ненадежным, что принятие душа пришлось на какое-то время отложить. Странно, но он не чувствует неприятного прилива мурашек к своему затылку. Не ощущает нарастающую тревожность, предвещающую панический приступ. Пароль поменян, ноутбук закрыт, взгляд все еще возвращается к двери в номер. Без ключ-карты ее не открыть ни с этой стороны, ни с другой. Но не была ли взята копия еще раньше его новым... кем? Он не знал. Не знал этого человека и понятия не имел откуда и зачем тот пришел. Кажется, что все предельно ясно. Просто новенький пришедший на место поизносившегося Рамона. Свежая кровь в обширной сетке семьи Моретти, которая вросла своими паучьими лапами даже в Кубу. Человек без лица и имени, чья улыбка казалась необычно теплой для того, кого взяла под свое крыло мафия. Скажете: со временем охладеет? Ошибетесь. Возможно он уже был холоден как пронизывающий до самых костей северный ветер. Просто еще не представилось момента это доказать. Просто еще были время и цель. Просто не торопился и чего-то ждал. И пока медлил и собирался с силами, позволил Маттео задаться одни коротким, но страшным по своей сути вопросом: "Кто ты?"

Ему ничего не стоит взять в руки телефон и сделать всего лишь один звонок. Не обязательно даже отцу. Достаточно набрать номер ассистента и осведомиться о составляющей его сопровождения на Кубу. И от чего-то Тео был уверен, что имени Маркус в этом списке нет. Хотя, почему "от чего-то?". Он и вправду был уверен. С точностью до девяноста девяти процентов считал, что это так. Да, никто не говорил, кто именно встретит его в аэропорту, но и никто не предупредил о замене. Да, таковая была вполне возможна, но парню едва ли можно было дать больше тридцати и такой молодняк в рядах Моретти Маттео видит впервые. Да, возможно его не успели осведомить о некоторых нюансах, но отсутствие запонок на рукавах чужой рубашки и наличие галстука у незнакомца стали первым тревожным звоночком. Но он отзвонился, когда водитель не выказал совершенно никакой реакции. Тогда почему же теперь Тео не терзается никакими сомнениями? Почему теперь все еще сидит на своем месте и совершенно не знает, что ему делать? Да потому что этот незнакомый ему человек буквально с ходу совершил одну такую большую, но фатальную ошибку. Когда ты устраиваешься на серьезную работу типа той в которую "Маркус" влез сейчас, тебя к ней подготавливают. Тебя вводят в курс того к кому ты идешь. А когда дело касается капризных детей, временами даже впихивают в руки список того что они любят жрать и какой канал включить им на ТВ, пока они скучающе ковыряют в носу. Но этот парень не знал об элементарной вещи. Гаэтано Моретти построил свою собственную оружейную империю. Даже шаткая логическая цепочка позволяла выстроить догадки до одной простой истины: единственный сын своего отца, прямой наследник и будущий владелец этой самой империи должен был быть в курсе не только дел своей семьи, но и прекрасно разбираться в товаре, который эта семья толкает. Даже если бы Маттео не был ценителем, ему бы пришлось им стать. Потому что на этом построено его будущее. Потому что ради этого ему пришлось отбросить все свои личные желания, предпочтения и пойти по той дороге, которую может и не совсем заботливо, но таки проложил для него отец. Его жизнь была распланирована еще в утробе матери и спустя больше чем два десятка лет, парень упорно продолжает по ней волочиться, лишь изредка прихватывая объедки той самой роскоши, которую было нельзя купить за деньги. Личная жизнь. Отделенная от жизни семьи. Эту поездку на кубу можно было назвать как раз вот таким вот кусочком личного рая. Вокруг нет никого и в то же время есть кто-то совершенно тебе чужой. Кто-то, кто пришел к тебе без спроса и преследовал какую-то цель. Самая страшная из них - убийство. Но всего мгновение назад они были в этой комнате одни и парень даже не потянулся к пистолету, чтобы выдернуть его из кобуры и нажать на спусковой крючок. Все случилось бы настолько быстро, что ноутбук Тео даже не успел бы окончательно сесть. И думая об этом, Моретти понимает, что это не волнует его. Он все еще спокоен и поднимаясь с насиженного места, ровно стоит на ногах. В его голове нет сбитых мыслей. Она чиста. Он так и не взял в руки телефон, чтобы набрать всего один номер и забить тревогу.

Ему. Было. Все рано.

Когда Маттео выходит из душа, центральная комната все еще пуста. Его спутник либо еще не вернулся, либо уже занял свою личную комнату, как уже и было сказано, на лево от входа. Борется в себе с желанием подойти к двери, приложиться к ней ухом и прислушаться к происходящему, но вместо этого туже затягивает ремень на гостиничном халате и вытирая мокрые волосы полотенцем, шагает в свой угол. Уже у двери вспоминает, что так и не занес туда чемодан. Возвращается, тащит тот за ручку и наконец скрывается в комнате. Все еще не нервничает от слова вообще. Быстро закидывает вещи в шкаф и одевается. Еще одна рубашка на выпуск. Светлая, легкая, свободная. То, что на улице идет дождь, еще не значит, что ему удалось "прибить" июньскую жару. Там все еще было около тридцати, пусть и ощущались они на порядок легче, чем в душном городе. Шортам, естественно, предпочитает джинсы. Душ и светлая одежда свежести его лицу не придают. Из зеркала на него все еще смотрит морально больной, нервный подросток. Но указанная нервность знакома только ему самому. Таблетки работают. Именно они - спонсоры его душевного равновесия и чистой, свободной от негативных мыслей головы. Именно они не позволяют ему сейчас вязать из простыней и пододеяльников спасительную веревку. Канат, что позволил бы ему выйти из этого помещения в окно и сбежать подальше от притаившегося в соседней комнате незнакомца. Маркус. Он не врал, когда говорил о красоте названого ему имени. Но сколько в самом этом имени было лжи?

Мини-холодильник в центральной комнате оснащен баром. Маттео и не рассчитывал найти в нем что-то съестное. В желудок бы сейчас точно ничего не полезло. Несколько баночек Кока-Колы и Спрайта выглядят заманчиво. Но его взгляд цепляют другие напитки. Те, что градусом повыше. Мелкие бутылочки элитного алкоголя были аккуратно расставлены на полочках в двери. Тяжелая артиллерия. Возможно он приложится к некоторым ближе к ночи. Хотя в отношении Кубы слово "ночь" звучало весьма растяжимо. Темнело тут уже после семи вечера. Ни так уж много времени осталось то того, как солнце окончательно закатится за горизонт и отель наполнится десятками цветов уличного освещения. Подобные вечера Моретти любил проводить в баре у бассейнов, а не в номере. Но дождь вряд ли позволит ему сделать это и сегодня. Хотя... Цепляя с полки две по 0,3 лимонного пива, он не может знать в каком состоянии будет к вечеру. Чем черт не шутит, в конце концов.

- Кофе откладывается, compagno di avventure! - Повышает голос, чтобы его услышали и хлопает дверцей от холодильника. Сжимая между пальцами одной руки сразу две небольшие бутылки пива, свободной он тащит из кармана джинсов пачку сигарет и летящей походкой шагает на балкон. Ливень прекратился, но дождь все еще продолжал мелкой дробью сыпаться на землю. На пляже под навесом обосновались музыканты с акустикой, а немногочисленные отдыхающие ютились под вечными стражами этого места - соломенными зонтиками. Чужие голоса слышно плохо, но саму музыку Маттео узнает:
- Por la brisa del mar
Por presión en el aire - Нараспев подхватывая ритм, пританцовывая, Тео закуривает и бросает пачку сигарет и телефон на столик. Ставит Одну из бутылок туда же, а на своей ловко свинчивает пробку:
- El ángel se mudó a las Brisas
Y ahora quiere bailar - Делая несколько глотков из бутылки, "закусывает" добротной порцией ментола. Как бы хуево не обстояли дела, он чувствовал себя легко. - Ehi, Cubano! Шевели задницей и составь мне компанию! Я не так плох, как обо мне говорят, если меня не бесить. - Простая истина, к слову. Загвоздка только в том, что обычно его бесит ни только всё, но и все.

Отредактировано Matteo Moretti (2024-06-14 02:17:10)

Очередной порыв ветра снес пустые пластиковые стаканчики со столика под пляжным зонтиком. Компания девушек весело рассмеялась и некоторые из них бросились собирать утерянное. Тео облокачивается на перила, наблюдая за развернувшейся картиной с какой-то легкой меланхолией. Ни то чтобы он чему-то завидовал, нет. Его полностью устраивала его жизнь. Устраивало то, что он приехал сюда один, устраивало то, что приехал сюда не развлекаться по сути, устраивало то, что он может себе позволить отдыхать в таком месте в такое прекрасное время. Дождь то окончательно заканчивался, то снова занимался стучать по короткому балконному навесу. Осадки немного прибили духоту и на улице была вполне себе комфортная погода. Здесь было приятно и спокойно. Домашняя обстановка немного утомила его. Сестра всегда была для него желанным собеседником. Он мог без всякого поддержать любую беседу с ней, выслушать ее переживания, поддержать и даже рассказать что-то о себе. Мелочь. Маттео всегда тщательно фильтровал информацию. Даже в кругу своих близких и родных. Даже когда дело касалось Беа. Другим он тоже мог показаться открытым, общительным молодым человеком. Вводить в заблуждение окружающих, если и не забава, то интересный эксперимент. Ему нравилось наблюдать за теми, кто был четко уверен в том, что знает о нем чуть больше чем надо, но, черт подери, как же они ошибались. Откровения - не его конек. Он с легкостью может выдать кому-то из понравившихся ему людей что-то о своей жизни, но никогда бы не позволил лезть себе в душу. Там темнота. Там черти плачут. То, о чем он не стал бы никогда и ни с кем говорить, лежит именно в этом месте. Спрятанное под десятками замков. И доступа туда не было даже возведенной в ранг принцессы сестре. Там его дом, его крепость, его убежище. Шкаф с его скелетами, душевными травмами и, самое страшное - уязвимостями. Все это не должно быть на виду. В остальном он может трепаться о чем угодно. Вплоть до того, какого цвета на нем сегодня нижнее белье. Это табу. Оно не вложено, а вбито в его больную голову и даже в состоянии истерии и алкогольного опьянения никто не заставит его говорить. "А как же дорогие и любимые? Как же те, кому он доверяет?", спросите вы. Просто. Он никого не любит и никому не доверяет. Потому что его имя Маттео Моретти и категория его интересов не распространялась на столь приземленные вещи. Подобные галочки позволяют ему чувствовать себя защищенным.

Насколько же он был защищенным не в моральном, а в физическом плане, смотря за тем, как его новый знакомый переступает порог балкона, Тео не знал. Он прикладывается губами к горлышку бутылки в коротком глотке и окидывает вошедшего оценивающим взглядом. Вот так. Вот это другое дело. Нет, никто не спорит, строгий костюм шел парню и придавал ему серьезно-солидный вид. Маркус (да, будем продолжать называть его так), без преувеличений, симпатичный парень, но Моретти кажется, что серьезность тому совсем не идет. Благо, теперь можно было обойтись хотябы без так надоевшего ему официоза. Короткая осечка в которой Марк сразу же поправляется и обращается к Тео так, как он попросил чуть ранее, вызывает на губах парня легкую снисходительную улыбку. Хочется отпустить по этому поводу какую-нибудь шутку, но Моретти молчит, дотягивая свою сигарету и туша ее в крепленую к перилам пепельницу. - Мне кажется, еще вчера у меня было много планов. - Маттео снова переводит взгляд на все еще просто распевающихся музыкантов. - Сегодня оно уже как будто выглядит бессмысленным. - И правда. Вчера он определенно что-то планировал. Возможно не в первый день. Первый день он обычно проводил в отеле, привыкал к обстановке и присматривался к людям под строгим надзором хмурого секьюрити. Все было как-то... Строже чтоли? Сейчас этой строгости Тео не чувствует. Ему кажется, что с кем-то примерно своего возраста свободы у него есть чуть больше. Особенно учитывая тот факт, что он вообще не знает кто стоит рядом с ним. И этот кто-то сейчас заманивает его туда, где вообще нет людей. В пору испугаться, да? Моретти ждет этого момента, когда его мозг осознает всю плачевность складывающейся ситуации, но тот просто отказывается участвовать в мыслительном процессе. По крайней мере, в том самом процессе, который пошел бы в правильное русло. - Почему бы и нет? - Отвечает прежде чем успевает подумать. Но выражение лица отражает почти не наигранную задумчивость, когда он цепляет со столика вторую бутылку пива и не протягивает, а вручает в руки своему собеседнику. Могло бы походить на безмолвный приказ. Типа: пей, раз я так хочу. Но на самом деле это не так. Ни к чему принуждать парень своего спутника не собирается. Если тот не захочет, никто его заставлять не будет. Наследник продолжит напиваться в одиночестве. Хотя, чтобы напиться таким напитком, ему бы понадобилась целая канистра. - Наверное в этом случае мне было бы в пору бояться тебя, а не дождя. Ни каждый день малознакомые люди приглашают меня на безлюдный пляж насладиться видами в непогоду. - Он тихо смеется и зарывается пятерней в волосы на лбу, убирая с лица длинную влажную после душа челку. - Но мне же не о чем беспокоиться, да? - Маттео подмигивает своему собеседнику и запивает какое-то неприятное чувство мгновенно возникшее в голе. Может быть, это и есть очередной тревожный звоночек? Стоит говорить истину вслух, а не пытаться переварить ее внутри себя?

Вопрос об отце заставляет парня удивленно вздернуть брови и в этот раз уже не сдержать вульгарный смешок. Какое-то время отмалчивается, пытаясь подобрать более-менее правильный ответ на этот вопрос, но так и не находит его. Ну... А что он должен был ответить? Нет, наверное в нормальных семьях не менее нормально сопровождать своих детей в поездках. Понятия не имеет до какого именно возраста. Он не был из нормальной семьи. Гаэтано - занятой человек. Его детьми занимаются другие люди. Он нанимает для них лучших учителей, лучших репетиторов и лучшую охрану. Потому что может себе это позволить. Он не был рядом с сыном даже тогда, когда тот лег в клинику на реабилитацию. И уж тем более бы не нашел причин для того, чтобы бросить все и дернуть вместе с ним на Кубу. У них... Нет ничего общего кроме фамилии. Мужчина едва ли был знаком со своим отпрыском. И если бы им случилось встретиться в одном кабинете и поговорить по интересам а не о работе, они бы, наверное, даже не нашлись, что спросить. - У дона Моретти полно других забот, tesoro. Ему некогда заниматься трудным подростком. Для этого у него есть специально обученные под это люди. - Тео задумчиво покусывает губу в поисках правильного определения их с отцом отношений. - В нужное время он просто открывает свой широкий карман и говорит: "Я люблю тебя, малыш Маттео". Я же запускаю свою руку в этот карман, решаю сколько стоит моя ответная любовь и лечу на Кубу, capito? - И это... Нормально? Пожалуй, да. Ему грех жаловаться. У него прекрасная жизнь. Ни каждый "трудный подросток" может позволить себе все это. А сколько молодежи в его возрасте мечтает отвалиться от пристального внимания своих предков? В каком-то роде он даже счастливчик. - Поверь мне, в твоей компании я проведу время лучше даже если ты будешь просто молча волочиться за мной по территории отеля. - С пляжа донеслись первые звуки кубинского треса и Маттео пальцем указывает в сторону музыкантов. - Умеешь на чем-нибудь играть? - Толи с темы старается соскочить, толи действительно заинтересован в чужих талантах. Сложно сказать. Наверное он и сам не до конца с этим разобрался.

Отредактировано Matteo Moretti (2024-06-19 08:07:28)

Маттео поджимает губы и коротко жмет плечами. И правда - почему? Искренне-удивленный вопрос заставляет Тео сжать пальцами балконные перила и, чуть отклонившись назад на вытянутые руки, перевести взгляд на своего собеседника? Почему? Что он собирался сделать по приезду? Естественно, в первую очередь - обосноваться в своем номере. Раскидать вещи, отзвониться сестре, залиться доброй порцией кофе, попробовать пообедать после тяжелого перелета и, наверное, уйти к бару у бассейна? Обосноваться за каким-нибудь столиком, уткнуться в самоучитель до тех пор, пока бы не почувствовал как разум от выпитого алкоголя начинает медленно затягиваться полупрозрачной дымкой. А дальше... А дальше по обстоятельствам. Никогда не знаешь, что ждет тебя в следующую минуту, да? Это был короткий план на сегодня. Маленький, но таки план. И в какой именно момент он перестал быть таковым? Вернемся к разговору об обстоятельствах и следующих минутах. Обстоятельства сложились так, что спустившись с трапа частного самолета, Маттео встретил не обычно хмурого Рамона, а непривычно серьезного молодого парня. Сколько ему было? Выглядит старше и крепче чем наследник Моретти, но размена в годах на вскидку он бы дал максимум лет пять. Но дело же ни в этом. Дело же в "минутах". В тех самых, за которые Тео успел усомниться в самой личности своего спутника. Именно эти минуты, пожалуй и стали той точкой невозврата, с которой все планы, все распорядки, все мысли сошли на нет. И снова этот вопрос: "Почему?" Да потому что если этот человек здесь для того, чтобы убить его (что маловероятно, но не теряет своей актуальности), значит и смысла нет, да? Отсюда и приходит эта мысль. Парень старается зацепиться за нее, но та мягко утекает, когда собеседник обращает к нему свой взгляд. Маттео невольно засматривается в чужие глаза. Но не так, как привык это делать - пристально и колко. Напротив, его взгляд мягкий, заинтересованный и ненавязчивый. Сейчас он не ищет там никаких ответов. Но и не дает свой. Не важно почему он считает, что все бессмысленно. Может быть смысла в этом не было изначально. Просто раньше так не казалось. Его настроение скачет как теннисный мячик, рикошетя от стен его сознания так часто и упруго, что даже он сам не успевает уследить за сим феноменом. Ну и пусть. Будь что будет.

А пока прищурится, снова принимая нормальное вертикальное положение. Если вопрос о планах он смог с легкостью проигнорировать, то следующие слова Маркуса - нет. Тут сам Бог велел, не иначе. Хотя, пожалуй, нет. Всевышний вряд ли посоветовал бы ему так опрометчиво дергать тигра за усы, но адреналин, знаете ли, он как наркотик. Будоражит сознание, гонит по венам молодую горячую кровь. Заставляет совершать несусветные глупости. - Действительно. Каждый год дон Моретти позволяет мне отрываться от домашней рутины и учебы не для того, чтобы обременять меня волнением в этом мини-отпуске. В постоянном напряжении "болты" не подтянешь. Этого мне хватает и в стенах родного дома. - По сути - истина. Не сказать бы, что его на самом деле когда-то до дрожи прям раздражала семья Кьеза, но в последнее время их в жизни Моретти стало как-то подозрительно много. Тео старался сократить их пересечение с ним до практически абсолютного минимума, но те были, мягко говоря, партнерами его семьи. И в некоторых моментах приходилось стискивать зубы и натягивать на лицо доброжелательную улыбку. Те вряд ли верили в ее искренность, но его это не волновало от слова вообще. Ему было насрать как к нему относятся отпрыски побочной семьи. Даже если те будут ненавидеть его, в каком-то роде так будет даже лучше. - К слову, мои благодарности отцу. В этот раз он пощадил меня и прислал тебя. Ты определенно нравишься мне больше чем Рамон. Он бы точно не разделил со мной бутылочку пива. - Маттео улыбается, салютуя бутылкой в сторону принятой тары собеседника. Рамон бы не согласился. И никто из его прежних охранников не согласился бы. Пьяный телохранитель = мертвое тело. Самого охранника, или охраняемого? Тут уже как повезет. Алкогольное опьянение штука довольно предсказуемая, но никогда не знаешь куда попадет шальная пуля. - Я люблю выбираться в шумные места. Где музыка долбит по барабанным перепонкам, травы в твоей самокрутке больше чем на троих, а бармен не дает стакану опустеть. Это не расслабляет, но дает на какое-то время абстрагироваться от внешних раздражителей. - Позволяет себе отпустить легкий смешок и ставит пустую бутылку на столик. Надо будет не забыть выбросить в мусорку. Горничная это, конечно, хорошо, но убирать за собой он привык даже в общепитах. - А еще временами это ни к чему не обязывающий секс. Без имен, без намеков на дальнейшее продолжение и вероятно даже без "лиц". На утро с тяжелой головой ты едва ли вспоминаешь во сколько доволочился домой. - А на тяжелую голову всегда есть аспирин. Зато вчера было хорошо. Иногда даже очень.

Маттео коротко кивает на слова парня о том, что такие вот отношения с родителями - это вполне себе удобно. В детстве, конечно, он все воспринимал по-другому. Тео нуждался в родительском внимании. Буквально кричал об этом. И возможно если бы ему удалось докричаться не только до матери, но и до отца, сейчас его жизнь могла бы сложиться немного по-другому. Он бы прилетел на Кубу не в качестве временной терапии. Он бы прилетел сюда развлекаться. Как раз с теми целями, о которых он говорил своему спутнику еще в машине. Возможно, потеря любимой матери ударила бы по нему не так сильно, будь с ним рядом не менее любимый отец. Но парень ни в чем не винит своего предка. Потому что понимает, что тот по сути поступает правильно. Разнеженный и залюбленный ребенок не способный мириться с потерями и справляться с проблемами сам, никогда не станет тем, кого хотят в нем видеть. Он не хотел подводить отца. Но почему-то с завидной периодичностью именно это и делал. - К счастью, мне не приходится делать вид, что мне интересен отец. Мне не приходится делать вид, что мне интересны другие люди. Даже когда очень хочется. У меня нет на это ни времени, ни ресурса, ни желания попадать под строгий надзор. - Такова правда. Интересные люди обычно подбивают на интересные отношения. А как уже было сказано выше, отношения - это еще одна непозволительная роскошь в его ситуации. Учитывая половые предпочтения самого Тео, с этим становилось все еще вдвойне сложнее. Предок был бы вне себя от гнева.

Отразившаяся на лице собеседника задумчивость почему-то передается и самому Маттео, погружая его в не слишком радужные мысли. Заботы-заботы-заботы. Когда-то этому человеку пришлось оставить музыку, чтобы заняться чем-то посерьезней. Настолько, что у того не осталось времени даже на то, чтобы просто побрынчать на гитаре. А вот и тот самый "интерес" в котором приходится уверять себя, что его и нет вовсе. Что ему совершенно не интересно, кто все-таки этот парень, если не нанятый его отцом секьюрити. Чем он жил раньше, что еще ему пришлось бросить вместе с гитарой и кем стать сейчас? Становится интересно, сможет ли он когда-нибудь задать ему это вопросы, или тот сбежит раньше, даже не назвав ему своего настоящего имени? Или все вообще оборвется? Тогда, пожалуй, ему уже действительно будет все равно. Мертвые не нуждаются в ответах. - Моя мама любила музыку. - Тео разворачивается к перилам спиной и прислоняется к ним поясницей. Через плечо смотрит на наконец-то разыгравшихся музыкантов, но в музыкальный мотив особо не вслушивается. Отмечает только то, что у поющего парня приятный голос и довольно примечательная, запоминающаяся внешность. Типичное лицо "переднего плана" для каждого коллектива. Привлекает взгляд. - А я любил маму. Поэтому с ее подачи брал частные уроки фортепиано. - Губы поджимает напряженно, но уже в следующее мгновение они снова растягиваются в легкой улыбке. - После ее смерти заниматься дальше стало бессмысленно. - Однако прилипчивое слово к этому дождливому дню. И снова под сомнение. Пианино все еще стояло в гостиной и сказать, что оно пылилось без дела, нельзя. Он все еще помнил и не редко прикладывался к клавишам. В основном, когда их дом пустел, но так оно было спокойней. Наверное, прям как сейчас, в повисшем между двумя беседующими молчании. Вот теперь Маттео прислушивается к музыке с пляжа и даже ловит ее забавный мотив. Поэтому не сразу улавливает это короткое "пойдем" и с мгновение тупит. В последний раз бросает быстрый взгляд на кучкующихся снизу людей и таки отрывается от перил, возвращаясь в номер.

- Ого. Решил повысить ставки? - Брови удивленно вздергивает, когда видит как его новый знакомый в наглую вытаскивает из барного холодильника бутылку рома. Будто и вправду знает, что зачастую предпочитает пить Моретти. Оно и к лучшему. От какой-нибудь текилы он бы тоже не отказался. Но та от чего-то убивала его на порядок быстрее чем уже выбранное высокоградусное. И снова не может не согласиться со своим спутником. Поторопиться им и вправду следовало. Тем не менее перед выходом Тео заскакивает в комнату, чтобы зацепить на поясе небольшую сумку и скинуть туда бумажник, сигареты и телефон. Терпеть не мог распихивать вещи по карманам. Ключ-карта тоже отправляется туда, когда они вместе с Маркусом выходят из номера и двигаются по коридору к лестнице на первый этаж. - Считаю, что пить ром без хорошего шоколада - это преступление. Здесь на территории есть частный павильон со сладким. Возвращаясь в Нью-Йорк, всегда закупаюсь там любимым понемногу. У них просто бомбический мраморный шоколад!

Маттео опускает голову и заправляет локон еще влажных длинных волос за ухо. Губы поджимает, в какой-то момент задумываясь над вопросом своего спутника. Нравилась ли ему его участь? И можно было ли назвать рождение с золотой ложкой в жопе "участью"? Смотря себе под ноги и зачем-то отсчитывая про себя количество пройденных до первого этажа ступеней, парень так и не находит для себя четкого ответа. В принципе, его все устраивало. Не каждый может себе позволить жить так, как живет наследник Моретти. Он понимает, что жаловаться в его положении грешно, от того, наверное, никогда и не жалуется, привыкнув все скопившееся негодование держать при себе. Да, кто-то может ему позавидовать. Говорят, что принцы и принцессы давно перевелись, но вот именно такую жизнь вели детки мафиози, с удовольствием кусая от кошелька папочки и наедаясь до отказа системы жизнеобеспечения. Потому что ради любви детей, которую нет времени заслужить по-другому ты готов раскрывать карман сколько угодно. Они все равно не смогут взять больше, чем та сумма от которой проседает банковский счет семьи. Но в деньгах ли счастье? Каждый бедняк, или человек среднего класса обеспечения скажет: да. Скажет ли там сам Маттео? Да. Не будет врать ни себе, ни другим. Но он за это платит. Иногда даже весьма завышенную цену. Он имел все, но не имел самого примитивного, самого элементарного. Он не был свободен. Разве свобода не была бесценна? - Это не участь. Это привилегия. - Тео говорит эти слова строго и без единого намека на то, что его что-то в этой жизни печалит, или он о чем-то жалеет. Так же твердо каждый раз говорит ему наставник, когда подсовывает очередную папку с документацией по делам семьи, или "буклет" с новой моделью продаваемого ими оружия. Ознакомление, разбор, практика. Если бы рядом идущий спутник знал со скольки видов оружия умеет стрелять его собеседник, то, наверное, удивился бы. Ранее примеченный им Смит и Вессон в кобуре "телохранителя" всего лишь детская игрушка по сравнению с тем, что доводилось держать в руках Моретти. Но он об этом он конечно же не скажет. Как и не станет отвечать на вопрос подробнее, сразу же перескакивая на другую тему. - О, даже не думал, piccolo. Нельзя сравнивать не сравниваемое. - Он скромно смеется и легким жестом руки в короткой отмашке подтверждает свои слова. - Просто Рамон - единственный, кто встречал меня все это время на Кубе и он хорошо зарекомендовал себя перед моим отцом. Я действительно удивлен, что по какой-то причине тот решил сменить его. Здоровяк хоть и был не слишком разговорчив, но часто шел мне на уступки, и если сливал обо мне информацию предку, то в критическом минимуме. Возможно поэтому здесь сейчас ты, а не он. Когда дойдем до места, расскажешь мне на каких условиях вы договорились? Быть может я смогу предложить тебе что-то лучше? - Сын Дона не из тех, кто привык лезть за словом в карман. Он предложил бы то же самое, даже если бы был на сто процентов уверен, что перед ним настоящий телохранитель. Сейчас же парень вообще не знает кому и во что верить. Точно, наверное, не себе. Ведь он с такой легкостью преодолевает расстояние до кондитерского лотка, зная, что после этого их дуэт выйдет с территории отеля, напичканной камерами и уйдет черт знает куда. Ни камер, ни людей. Именно так сказал ему его спутник. Место, которое не любят посещать туристы. В тишине, без свидетелей. Что Тео сможет противопоставить человеку с пистолетом в таких условиях? Ничего. Тогда почему он продолжает так безмятежно улыбаться? Почему ни в чем не сомневаясь идет за ним следом? Куда потерялся инстинкт самосохранения и был ли он в нем вообще когда-то? Действительно ли всему виной таблетки, или он просто устал от своего состояния настолько, что и сам был не против все это прекратить? Кого он обманывал думая о том, что если бы его встретил Рамон, он смог бы выйти из своего номера и отправиться отдыхать к бару? Максимум на что бы был способен Моретти, это упасть в кресло на балконе и молча слушая шум прибоя, мягко мешающийся с пляжной музыкой, уйти в собственные мысли. Он бы курил и думал о том, что из года в год ничего не меняется. Что его психотерапевт шарлатан и долбоеб и это так не работает. Так может он просто сам все делал неправильно? А сейчас мысль об этом заставляет его цепляться за эту живительную нить, как бы больно она впоследствии не порезала руки. Идя за этим человеком, он думал только лишь о том, что уже начал забывать каково это - чувствовать себя настолько легко.

- Разве я похож на покладистого сына? - Вопрос и правда звучит удивленно. Но ответа на него Маттео не требует. Тот скорее риторический. Поэтому практически сразу продолжает. - У меня есть некоторые недоговорки перед отцом, но, в конце концов, я живой человек. И он об этом знает. Пока я делаю то, что он скажет и соответствую его требованиям, я имею право не строить из себя то, что на деле из себя не представляю. Те, с кем мы сотрудничаем, должны знать того, с кем им придется работать в дальнейшем. И, признаюсь, "поклонников" у меня мало. Никто не идеален, Марко. Уверен, ты - тоже. Какие бы слухи обо мне не распускали, никто не знает, что я могу быть куда гораздо хуже, чем они думают. Просто их время еще не пришло. - О прескверном характере сына Дона ходили не слухи. Целые легенды. Но когда идешь к человеку навстречу заведомо ожидая от него агрессии, ее же с ходу ты и получишь. На деле же, Маттео и правда был не настолько плох, о чем и сказал своему собеседнику еще на балконе. Он легко сходился с позитивно расположенными к нему людьми и заведомо не желал им смерти. Если до этого они не успели попасть в радар его досягаемости. Система кажется сложной, но на деле легко преодолимой. Сам Тео редко когда препятствовал, едва кому-то удавалось ее понять. Сегодня же система защиты вообще осталась без пароля, а кто-то в роде Маркуса просто оказался рядом. Везунчиком его вряд ли назовешь. Но имеем то, что имеем.

Кондитерский ларек пестрит разнообразием уже полюбившихся сладостей, но тут можно встретить и новинки. Глаза у Моретти блестят и разбегаются как у маленького ребенка, когда он спрашивает у продавщицы, что именно содержит в себе очередная обертка. Он обязательно попробует все. Но не сейчас. Сейчас он берет только пару плиток уже знакомого ему мраморного шоколада. Его он любил больше всего. За порцией новинок он обязательно забежит, когда будет уже к ночи возвращаться в свой номер. Будет возвращаться. Уверен ли он в этом сам, бросая плитки в крафтовой обертке в пакет и передавая тот своему спутнику? Не знает. Не думает об этом. Он думает о том, как мило улыбается ему девушка-продавщица, окидывая взглядом содержимое рук Маркуса. Вероятно думает, что они идут к столикам на пляже. Их дуэт, выходя из помещения, сначала и правда двигается в сторону музыкантов, но не доходя до них, сворачивает в противоположную сторону. Моретти едва давит в себе желание вылезти из обуви и пройтись по прохладному мокрому из-за дождя песку босиком. Нужно помнить: тропическая погода обманчива. Ветер забирается в ворот расстегнутой на две пуговицы легкой рубашки и в какой-то момент даже вызывает неприятные мурашки на коже. Но Маттео уже по привычке ведет плечами раздраженно, сбрасывая с себя неприятное наваждение и бодрой походкой шагает за своим сопровождающим. И правда, сколько раз он останавливался в этом отеле, но он никогда не думал о том, чтобы уйти с его территории именно в этом направлении. Да даже если бы и ушел, то вряд ли зашел так далеко. Хотя по сути не так уж и далеко, раз с пляжа все еще приглушенно можно было услышать музыку. Преодолевая склон с насыпью, они вместе ныряют в густые заросли и Тео удивленно вздергивает брови, когда обнаруживает за ними довольно чистое уединенное место. Его спутник точно не врал, что сюда никто не приходит. В другом случае, этот уголок совершенно точно был бы загажен. Люди не умеют сохранять чистоту вокруг себя. Тот, кто сюда приходил, вероятно и правда любил это место. И еще более вероятней был невыносимо одинок.

- Ты часто сюда приходишь? - Маттео не смотрит на собеседника, когда задает этот вопрос и не присаживается рядом с ним на бревно. Какое-то время он снова всматривается в нетипично для дождя спокойный и ровный горизонт океана. Там, у разделяющей небо и воду полосы, тот кажется совсем серым, но чем ближе к побережью, тем чаще на водной глади видны зеленоватые прожилки. Легкие, омывающие прибрежные камни волны и вовсе кажутся прозрачными, мешаясь с белой пеной. Сколько бы раз Тео не прилетал к океану, это поистине природное чудо никогда не перестанет поражать его воображение своей красотой. В то же время тот наверное слегка пугал его. В этой красоте неизвестности скрывалось не меньше чем в самом космосе. Как жаль, что из-за затянувших небо дождливых туч, им не доведется сегодня посмотреть на россыпь звезд. На Кубе они были в сто крат ярче, чем в засвечиваемом своими огнями Нью-Йорке. Ради этого и стоило приезжать именно сюда. Вдали от больших городов, имея возможность наблюдать всю эту красоту, ты чувствуешь себя совершенно другим человеком. - Здесь так спокойно. О чем ты думаешь, когда приходишь сюда? - Только теперь Маттео отрывается от любования океаном и чуть поморщившись от того, что видимо сорвавшаяся с ветки крупная дождевая капля разбилась ему прямо об нос, все-таки опускается на бревно рядом с собеседником. Взяв в руки бокалы, он призывно протягивает их Маркусу. Не зря же они принесли сюда ром.

Отредактировано Matteo Moretti (2024-06-26 00:17:00)

Маттео снова удивлен. Он задумчиво потирает подбородок, когда его спутник говорит о том, что приходит на это место каждый день. Но, зачем? Да, здесь очень красиво. Очень спокойно. Нет никого, кто мог бы это спокойствие потревожить. Только океан, свежий воздух и бесконечный горизонт. И правда, прекрасное место для размышлений. Но возвращаться в одно и то же место каждый день только для того, чтобы подумать? Руки соскальзывают на предплечья, трут раздраженную сыростью кожу под легкой тканью рубашки. В какой-то момент он ежится и склоняет голову к плечу, смотря на Маркуса с хоть и малой долей, но все-таки понимания. Иногда и правда хочется, чтобы у тебя было место подобное этому. Вдали от всех. Такое, где тебя никто не достанет. Но обычно такие выбирают не просто так. Может быть это сам Моретти был склонен к подобным пунктикам, но он бы выбрал что-то близкое к сердцу, родное, связанное с приятными воспоминаниями. Возможно что-то из безмятежного детства. Когда мир пестрил яркими красками, вокруг не было этой бесконечной суеты, а зарывающиеся во вьющиеся пряди руки матери были нежными и ласковыми. Все это теперь казалось таким далеким, что с трудом верилось в такую реальность. Теперь все было по-другому. Больше проблем, больше ответственности. Меньше жизни. Имело ли это место для собеседника какой-то свой личный символизм, Маттео не знал. Что уж там, он не знал даже о том, насколько вообще были правдивы слова парня. И почему-то от этой мысли испытывал какое-то щемящее разочарование. Кажется, оно даже на мгновение отразилось на его до этого момента совершенно безмятежном лице. Чуть поджатые губы, искра обиды в глазах, изогнутые в легком недоверии брови. Кажется, еще секунда и его сорвет. Но, нет. Он отводит и опускает взгляд. Контроль. В каком бы состоянии он ни был, он должен все держать под контролем. - Ты недоволен своей работой? - Моретти выпрямляет спину, поднимает голову, чтобы бросить короткий взгляд на невысокие кроны деревьев. Через густую листву кое-где пробивались кусочки серого, затянутого тучами неба. Дождь все еще шел. Находись они просто на пляже, скорее всего, уже бы были мокрыми до нитки. - Никогда не поздно меняться, Маркус. - Не ему, конечно, об этом говорить. Ведь ему вряд ли бы дал кто-то что-то изменить. - Если ты не наследник оружейной империи, конечно. - Губ касается легкая улыбка. Наверное немного грустная. Но в то же время стал бы он сам что-то менять в своей жизни, раскидываясь такими охуенными советами? Признаться честно, он думал об этом столько раз, но так и не нашел ответа. Иногда ему кажется, что он просто потерялся, сбился с пути и уже никогда не найдет выход из этого чертового лабиринта. И иногда это действительно его пугает. Гораздо больше чем сближение с человеком, которого он не знает. Маркус, забирая бокалы, сам тянется за бутылкой, и в этот момент Тео даже не дергается и не отстраняется. Лишь уперевшись руками в бревно, слегка отклоняется назад, давая своему собеседнику забрать ром и сдернуть с него крышку. Значит, минус бокалы, да? - О, я тебя умоляю. - Моретти смотрит за тем, как его спутник прикладывается к горлышку, как движется его кадык при каждом глотке. Цепляется взглядом за вопрошающий взгляд, когда бутылка протягивается ему и растянув губы в улыбке, естественно, принимает ее. Будь он брезглив в этом плане, скольких бы радостей жизни ему бы пришлось лишиться? - Отравить меня? Какой бы непоправимый глупец стал платить за столь бесполезную смерть? - Не сдерживает какого-то саркастичного смешка и зажав бутылку коленями, сначала тянется за пакетом с шоколадом. Он не врал, когда говорил, что любит пить ром именно так. И ему было откровенно плевать, из бокалов, или из горла. Вкус от этого у алкоголя не поменяется. А вот мраморный шоколад ручной работы определенно сделает послевкусие приятней. - Пока отец находится в добром здравии, моя жизнь - всего лишь крупица этого мира. Рано, или поздно, мы все когда-нибудь умрем. Тем более... - Он внезапно осекается, молча ломая шоколад на кусочки, так и не отрыв крафтовую обертку. Это молчание подзатягивается. Он хотел сказать, что не единственный наследник. Что его сестра претендует на семейное дело не меньше, чем он сам. А еще, рано, или поздно, она выйдет замуж. И еще неизвестно, что будет тогда. Возможно за наследство придется драть друг другу глотки зубами. С одной стороны: это же его любимая сестра. Самый прекрасный, самый солнечный, самый удивительный, самый теплый и понимающий человек в его маленьком мире. С другой стороны: никто не запрещает ему ненавидеть того, кто в какой-то момент это все у него заберет. И отдавать вместе с ней то, ради чего он сам угробил свою жизнь, Маттео точно не собирался. - К черту. - Упаковка разорвана, квадратик шоколада отправляется на язык прежде чем сам Тео прикладывается губами к горлышку бутылки. Горько. Горько, блядь! Обжигает горло, раздражает пищевод, падает тяжелым грузом в пустой желудок. Но после пары глотков растекается по организму приятным теплом. После третьего, Моретти отрывается от бутылки и ставит ее между собой и своим собеседником. Туда же, прямо на камни, аккуратно кладет и обертку с шоколадом, как бы призывая попробовать. Сладкое - генератор серотонина. Пожалуй, единственное в чем не привык отказывать себе наследник. Маленькая слабость за которую его точно не осудят. По крайней мере до тех пор, пока он не перестанет влезать задом в свой шикарный, сшитый на заказ костюм. - У меня нет подобных мест. Возможно такое можно было бы найти в Палермо, но Нью-Йорк так и не стал для меня родным городом. Поэтому подумать я приезжаю сюда. - Но о чем? Маттео задумчиво накручивает на палец прядь влажных волос. Привычка. Не более. - Не знаю. - В конце концов, коротко пожимает плечами и снова оперевшись ладонями о бревно, запрокинув голову, поставляет свое лицо под мелкие редкие капли дождя. Пахло сыростью. Но приятно. Это не запах прибитого душного городского смога. Это свежий запах океана. - Я стараюсь меньше думать. Все эти темы типа: а что было бы, если бы... Они давят на мой больной мозг и наверное не для меня. Ничего бы не было. Никто не дал мне выбор изначально. Так к чему оно все? - Врет? Возможно. Но сейчас его лицо спокойно. Он умеет врать. Осознанно, или неосознанно, это не важно. И даже если кто-то будет способен поймать его на этой лжи, ему будет все равно. На-пле-вать. Чужое мнение его редко когда интересовало. Кто-то может любить его, кто-то ненавидеть. Он принимает все виды чужих чувств и не против любого из их проявлений. Потому что к каждому из этих людей он всенепременно найдет свой подход. О чем он, собственно, и торопится сказать своему новому знакомому, ведь чуть ранее тот будто недопонял, что Моретти имел в виду, говоря, что может быть хуже, чем ожидают от него люди.

- Посмотри на меня. Что ты видишь? - Все в том же положении Тео поворачивает голову в сторону своего спутника и тянется в карман за пачкой сигарет. Но не закуривает. Крутит ту в пальцах, словно чего-то выжидая, но в конце-концов продолжает. - Согласен, я неприятный человек. Но я четко разделяю для себя людей. Я вижу, что тебе наплевать кто я и что обо мне говорят. С тобой легко и приятно говорить. Ты относишься к категории людей с которыми я "не так плох, как обо мне говорят". К другой категории относятся все остальные. В нее входят все: от недоброжелателей до случайных прохожих, которые косо на меня посмотрели. - Вот так прямо и категорично. Промежуточного звена нет. Только те, на кого Моретти вообще наплевать. Но ему и не приходится с ними контактировать, к счастью. Хотя, нет... Рамон как раз тот, на кого Тео было наплевать. Ни хороший, ни плохой. Отчужденный и совершенно параллельный. Ему было все равно чем занимается наследник, но и на контакт тот идти отказывался. Даже шахматы с ним не раскинешь. Такого и не было смысла покупать. Это такое большое пустое пятно, что просто волочилось за ним по Кубе и максимально старалось не отсвечивать. Сидящий же рядом парень был ярким. Такого стоило "перекупить". На обоюдно выгодных условиях. - Не все в этом мире сводится к деньгам, Марко. Работа телохранителя - скука смертная. Волочись за хмурым подростком, смотри за тем как он напивается в одиночестве и молись Богу, чтобы тот на срыве не сорвался в ближайший блядушник в поисках тридцатиминутного курортного романа. - И... Такое бывало. В его первый прилет на Кубу. Тогда он "слегка" перебрал. В тот день ему не довелось вспомнить ни только грязный перепихон в толчке, но и вообще все, что происходило после тринадцатой стопки самбуки. А это, к слову, было еще за отельным баром. - Ты можешь быть тем самым молчаливым, скучным телохранителем, выполняющим свою привычную работу. Или я могу предложить тебе прикинуться друзьями на несколько дней и отдохнуть вместе со мной. К слову, ты уже на пол пути к моему предложению, ведь твой строгий костюм я уже с тебя снял. - Так и не закурив, Моретти почти лучезарно улыбается собеседнику и игриво подмигивая, отправляет в рот еще один квадратик шоколада. Не упоминает, что отдыхать как друзья они уже тоже начали. Еще в отеле. Секьюрити категорически запрещалось пить. Но Маркус ведь и не являлся таковым, да? - Так кто ты, Маркус? - Вопрос звучит весьма провокационно и Тео понимает это. Он смотрит за реакцией, ищет за что зацепиться, но не выдерживает слишком большую паузу между этим вопросом и следующим. Адреналин вкуснее алкоголя. Но не в таких пропорциях на которую он нарывается прямо сейчас. - Все-таки охранник, или друг? Смогу ли я тебя перекупить?

Отредактировано Matteo Moretti (2024-07-02 01:47:53)

- Обстоятельства, или привычка? - Считает, что нуждается в уточнении. Ведь Маркус говорит, что горбатого исправит могила. Обычно это выражение употребляют тогда, когда человек был бы и не против от чего-то отказаться, и возможность ему позволяет, но сам не может. Это как сам Моретти клятвенно обещал себя пересилить и перестать мешать таблетки с высокоградусным. Тем не менее, курс возобновлен, а у него в руке бутылка рома, который он хлещет из горла. Причем прекрасно понимает, что много ему при таком раскладе не надо. Его развезет еще до того, как они с его собеседником дойдут до дна. Хотелось бы до бутылочного, а не социального. Впрочем, когда он в следующий раз об этом подумает, будет уже поздно. На данный же момент его интересует другое.

Свобода. О, как Тео понимал своего собеседника в этом плане. Ни то, чтобы он действительно по классике жанра считал себя кем-то в роде несчастной запертой в клетке птичкой. Это было далеко не так. Это что-то на поэтично-романтичном. Языке, который не был знаком Маттео от слова вообще. Не сказать бы, что он имел что-то против, но, как уже было указано выше, у него просто не было на это времени. У него не было этой самой свободы. Потому что реши он завести себе девушку, все было бы куда гораздо проще. Тогда было бы свободней. Но случилось так, что с этим как-то не заладилось. Все, что он мог дать обладательницам прекрасного пода - это не более чем показушные заигрывания, которые по своей сути в конечном итоге ни к чему не приведут. Это даже не развлечение. Это вынужденная тягомотина, чтобы в какой-то момент показать, что ты "нормальный". Что у тебя нет того, что в приличном обществе обычно называют "отклонением". Известных всем отклонений, подтвержденных психиатром всем и так хватало с головой. Возможно отец был в курсе и других не слишком лестных фактов, но пока еще галантно отмалчивался, спуская сыну с рук подобную блажь до тех пор, пока не решит, что пора с этим заканчивать. А рано, или поздно он так решит. И ослушаться у Тео тоже не будет возможности. А что дальше? Тупик. Вероятно вынужденный брак. Кто-то скажет, что в его возрасте в нынешнее время об этом думать слишком рано. Сейчас никто не стремится обзавестись семьей едва ли достиг полового созревания. Сейчас над такими смеются и называют глупыми детьми. Но таки если бы он не думал об этом, то не смог бы заставить себя смириться с одной единственной мыслью: в его жизни никогда не будет красивой лавстори. За такую "свободу", отец бы не побрезговал оторвать ему голову сам. Дурацкая была бы смерть. Просто подняться сейчас с бревна и пойти утопиться в океане и то выглядело бы красивее. И обязательно оставить обувь и часть одежды на берегу. Чтоб все знали, куда он отправился в последний путь. Вот это было бы красиво. Главное устремиться к горизонту, а не всплыть где-нибудь на общественном пляже. - Приходя к океану, ты чувствуешь себя хоть немного свободным? - Ведь не просто так же он это делает? Все же место, в которое приходишь только думать казалось каким-то не слишком правдоподобным оправданием. В понимании Маттео, подумать можно было в любом месте, где ты остаешься наедине с собой. Особенно под алкоголь. - Почему ты привел меня сюда? - Да. Вот этот животрепещущий вопрос. Сам Моретти из того типажа людей, которые к личному и сокровенному относились крайне трепетно. Будь у него "тайное место", он бы не стал тащить туда первого попавшегося человека, которого знает от силы пол дня. Для того, чтобы попасть в подобное место, Маркусу пришлось бы как минимум понравиться Маттео. И Вот тут вот стоит обратить внимание на пунктик, который был указан выше. Пунктик о свободе. Нравится? Пора прощаться. Или чем дальше это будет заходить, тем будет больнее. Нравился ли Тео человек, с которым он сейчас говорил? Определенно. Он был интересным. Значит, пора прощаться? На данный момент не к чему. Потому что прощание состоится в любом случае. В хорошем случае, когда настанет время возвращаться в Нью-Йорк. В плохом...

Моретти берется за бутылку и запивает хуевые мысли ромом в какой-то момент даже забыв о шоколаде. Он не будет об этом думать. У него было на это время, которое он не использовал с пользой. Пока чужой человек находился вне его номера, он мог позвонить отцу, мог сбежать, мог хотябы нажать чертову красную кнопку на пункт охраны. У него было множество вариантов прекратить это сразу, но почему-то он не сделал абсолютно ничего из выше перечисленного. Почему? Понятия не имел. Но пытался доказать себе, что дело совершенно не в любопытстве. И уж тем более не в просто безумной привлекательности глубины карих глаз. Такого просто не бывает. С ним такого не случается. Для этого он слишком умен и осторожен. А это все... А это все просто случайность. Желание испытать что-то новое, острое. Жажда на грани безумия. И он чувствует внутри себя этот тревожный звоночек. Но ничего с этим не делает. Принимает как родной отзвук, вслушивается в него так, будто ждал его всю жизнь. И даже понимание того, что это все может закончиться не просто хреново, а абсолютно непоправимо, не перевешивают чашу здравомыслия. Потому что здравомыслие, оно, здесь. Спит в его руках под тонкую трель тревожного колокольчика пока он продолжает непринужденно вести беседу со своим возможным палачом. - Я никогда не считал себя бесполезным. - Не понимает, почему так посчитал его собеседник. Он вроде бы и не давал повода. Он сказал, что его смерть бесполезна, но не он сам. - Я бы сказал даже, что я - лучший вариант на наследие и мне плевать, кто хотел бы с этим поспорит. Но... - Он берет небольшую паузу, чтобы все-таки выудить из пачки сигарету и закурить. Спутнику не предлагает, сделав вывод, что тот не курит вовсе. Он и сам скорее просто любил привкус и запах ментола и табака, недели действительно испытывал потребность не вынимать фильтр изо рта. - В данный промежуток времени я - далеко не самая высокая карта в колоде. Бить меня козырем нет никакого смысла. Это заведомо проигрышная игра. - И Ведь действительно. Если он умрет, ничего не поменяется. Отец останется на своем месте при своем бизнесе. И опять же, Маттео - не единственный ребенок в семье. Но сейчас он не старается что-то доказать Маркусу. А говорит реальными фактами. Это действительно глупо, нанимать человека, чтобы убить его. Возможно эта мысль и ложится мягким одеялом на спящее здравомыслие, не давая поверить в реальность происходящего. От того и чувствует себя Маттео так, словно ничего и не происходит. Словно никакой опасности нет. Но даже если так и есть, зачем-то же этот человек пришел?

Тео делает затяжку и снова склоняет голову в сторону собеседника. Да, он не будет спорить. Хорошо располагать приличным финансовым багажом. Это позволяет слетать куда угодно. Проблема только во времени. - Если бы я мог, я бы провел в путешествиях всю жизнь. Это и был бы мой выбор. Но пока я имею возможность выезжать из Нью-Йорка раз в год просто потому что так велел врач. Жаль, что я понял это слишком поздно. - Если бы чуть раньше, то не приезжал бы на Кубу уже в четвертый раз. Он бы выбрал другую страну для отпуска. Он бы хотел увидеть больше мира прежде чем окончательно осядет при делах. - Ты когда-нибудь бывал в Норвегии? - Моретти снова отводит взгляд и прищуривается. На горизонте, кажется, виднелось грузовое судно? Не сказал бы точно. Зрение наследника тоже, к слову, оставляло желать лучшего, но он настолько привык меньше распространяться о своих недостатках, что даже такой легко поправимый косяк как зрение скорее останется при нем, нежели он попросит о помощи. - Страна фьордов и троллей. - Тихий смешок. - Читал, что фьорды образовались там еще во времена ледникового периода, когда ледники, спускаясь со склонов, прорыли себе путь через горы к морю. Скалы поднимаются почти вертикально вверх и вырастают до тысячи метров. Невероятное зрелище должно быть. - Возможно, оно и неинтересно Маркусу. Но сам Маттео говорит обо всем этом весьма вдохновлено. Ему и правда хотелось бы. Впрочем, кто знает, может быть все не так уж и плохо? Может быть он преувеличивает отсутствие возможностей? Все может быть. Но человеку свойственно думать о плохом не реже, чем о хорошем. Хотя, пожалуй, Тео уже начал забывать, когда его посещали хорошие мысли. Особенно в последнее время.

- Да, что-то в роде этого. - Маттео мягко улыбается своему спутнику, когда тот внимает его просьбе посмотреть на него. - Не надоедает. Считай, что мне просто нравится быть плохим. - Так проще жить. Чем хуже ты есть, тем меньше с тобой хотят контактировать. Естественный отбор среди людей, которые привыкли прислушиваться к кому угодно, но не к тебе самому. Маркус - живой тому пример. Он смотрит на Моретти ни как на наследника оружейной империи. Ни с подозрением, или опаской, как смотрят на человека о котором заведомо сложено херовое мнение. Он смотрит по-другому. Необычно. Незнакомо. Странно. И эта странность привлекает. Ему самому сложно отвести взгляд. А он и не будет. - Уволит? - Маттео позволяет себе смеяться. Заливисто и громко. Искренне. Так, как пожалуй уже давно не смеялся. - Я перекупаю тебя не для этого, carino. Вопрос о неразглашении включен в соглашение. - Ибо для чего тогда все это? Для чего изначально они пустили все правила по известному месту? Спаивать сотрудников, к слову, наследнику тоже не полагалось не меньше, чем самим сотрудникам спаиваться. Ему полагалось только по надобности отдавать приказы и не отходить слишком далеко. И уж тем более ему не полагалось ни о чем с ними говорить. Потому что они знали ровно столько, сколько им полагалось знать. Каждый из них. Ни больше ни меньше. Он тоже нарушал правила. И, черт подери, чувствовал себя просто охуенно. В этом чувстве он дотягивает сигарету, выдыхает в воздух остатки ментолового дыма и затушив ее о подошву, бросает окурок в пустой пакет. Они заберут его потом вместе с пустой бутылкой. Поднимается с насиженного места и становясь перед собеседником, склоняется к нему. Лицом клицу. Кажется, он чувствует чужое дыхание собственной кожей. Интересно, потяжелело ли оно? Сбился ли чужой сердечный ритм? Маттео убирает с лица мокрые волосы, чтобы было лучше видно лицо все еще сидящего на бревне человека. - Ehi, cubano, тебе ли не знать, каким бывает теплым океан в сезон дождей? - Произносит практически шепотом. Потянувшись к воротнику своей рубашки пальцами правой руки, он одну за одной аккуратно вытаскивает пуговицы из петель до тех пор, пока не расправляется с последней. - Ogni cosa ha un limite. Не обязательно напиваться до зеленых соплей, чтобы прыгнуть в холодный океан. - Маттео тянется к бутылке с ромом и мягко забирает ее из чужих рук, выпрямляется. - Раздеваться до гола тоже, но если очень хочется... - Не может сдержать улыбки прежде чем снова припасть губами к горлышку. И он нисколько не шутит. А почему бы, собственно, и нет? Кто сейчас запретит им делать то, что они хотят? Кем бы ни был этот человек и зачем бы он сюда не пришел, сейчас, в этот самый момент, он волен делать, что хочет. Свобода? Были бы крылья, а небо найдется.

Маттео не спешит. Маттео понимает, что все уже просрал и держит курс на Ад. И вроде как нормальные люди в следствие эволюции выработали в себе этот самый инстинкт самосохранения, который позволяет им сопротивляться подобным вещам. Позволяет думать, вовремя себя останавливать, если дело начинает принимать слишком крутой поворот. Заставляет вспомнить, что ты - есть человек разумный. Способный управлять собственным телом, разумом, мышлением, действиями и даже, наверное, судьбой. Но когда Маркус поднимается со своего места, Моретти понимает только одно: он не способен управлять ни то что ситуацией в целом, он не способен управлять даже самим собой. Когда такое было Когда в последний раз он чувствовал как ноги словно наливаются свинцом и он не может заставить себя даже отступить. А хотел ли вообще? Он всегда делал то, что хотел. Если это не касалось его семьи, всегда. Если это не угрожало его родным, всегда. Если он находится черт знает где от дома, всегда. И этот раз не исключение. Это человек не несет угрозы здесь, на Кубе, ни его семье, ни его близким. Возможно, он нес угрозу ему самому, Но... Он не знает. Это "но" приправлено одним таким огромным "что?". Но что? Понятия не имеет. Получая назад в руки бутылку, он скрывает шумный вздох за очередным жгущим горло глотком спиртного. В груди и без этого горит. Несмотря на уличную прохладу, выжигает изнутри чувством бесконтрольного азарта. Нравилось не меньше чем то, что он видит, когда Знакомый незнакомец отступает от него на шаг, чтобы принять его предложение и избавиться от футболки. Маттео не смущен. Он не отводит взгляд. Напротив, позволяет себе смотреть на своего спутника с нескрываемым интересом. В этом он, пожалуй, тоже не станет себе отказывать. В конце концов, он понятия не имеет, что случится с ним в следующую минуту. И только на пороге неизвестности он может позволить себе поступать настолько глупо и безрассудно. Даже несмотря на то, что сам же себя в эту неизвестность и загнал.

В горле пересыхает, когда Маркус берется за оружие. Но лицо Моретти остается таким же спокойным, как и было до этого. Он смотрит за тем, как парень вытаскивает из пистолета магазин, как тот отправляется на камни и в этот момент снова задает безмолвный, чуть не сорвавшийся с губ вопрос: "Кто ты?" Ведь если этот человек действительно пришел к нему для того, чтобы убить, наверное, именно сейчас был один из тех моментов, который можно было бы назвать одним из лучших. Пожалуй, даже лучше, чем в номере отеля. Там их могли бы услышать. Там осталось бы его тело. Здесь же они находятся слишком далеко от лишних ушей, от любопытных глаз. Никто не услышал бы выстрела, а наследника нашли бы не раньше, чем к завтрашнему утру. При лучшем раскладе. Ведь настоящего секьюрити при нем нет. Никто его не хватится до тех пор, пока его телефон не наполнится десятками пропущенных вызовов. Любой подкованный в своем деле убийца к этому времени уже будет далеко. Но ничего не происходит. Пустое оружие складывается в карман и Тео не без удивления смотрит за тем, как парень двигается в сторону воды. Скользит взглядом по его спине, медленно возвращается в лежащему на камнях магазину и не принимает предложение пойти в воду первым. Вместо этого он перехватит спутника за запястье, ощутимо и требовательно заставляя повернуться к себе. - Нет. - Ответ твердый, категоричный. Снова цепляется за чужой взгляд, но в этот раз не осекается. В этот раз чувствует себя вполне себе легко. Ему нечего бояться. Этот незнакомец не так страшен, если стоять к нему настолько близко, что если прислушаться, можно услышать чужое дыхание за тихим шелестом спокойного океана. Или это дождь, в мгновение обрушившийся на их головы, едва им стоило покинуть свое укрытие?

Он совсем нескромен. Подходит ближе, прижимается своим бедром к чужому и касается пальцами груди. Ровно оттуда, где находится солнечное сплетение, они начинают свой путь ниже. - Почувствовал, что мне это нужно? - Взгляд глаза в глаза как безмолвная просьба не дергаться и не нервничать. Не пытаться отстраниться, или уйти от его прикосновений. Ведь его тоже не стоит бояться. Он не из тех, кто желает кому-то спонтанного зла. Он из тех, кто делает зло намерено. - Люди по своей природе лжецы, costoso. Ни всякий загнанный в угол зверь станет огрызаться и бороться за свою жизнь. - Указательный палец мягко очерчивает ямочку пупка, цепляет кромку чужих штанов и уходит в бок, чтобы добраться до кармана. - Кому-то проще прятаться под десятками масок и быть обычным наблюдателем. - Относился ли он сам к подобному типу людей? В каком-то роде, да. Он знал, когда следует промолчать и придержать свою злость. Знал, когда чувства бывают лишними, когда эмоции перестают поддаваться контролю и приходится сжать зубы до резкой, колющей боли, чтобы не утратить контроль. И тут уже назревает другой вопрос: способен в таком случае он был защищаться? Да. Он совершенно точно сделал бы это, если бы ему пришлось. Но сейчас это не нужно, не так ли? Сейчас он беззастенчиво прижимается щекой к щеке собеседника и тянет из его кармана пистолет, понижая голос практически до шепота. - А сколько таких масок успел примерить ты? - Моретти не ждет ни реакции парня, ни ответа от него же. Чуть отстраняясь, он стягивает с себя рубашку и заворачивает в нее оружие. Какой смысл таскать пустой ствол с собой? Вода не испортит, но и лучше от этого пистолету точно не станет. Поэтому он, вместе с предметом одежды, легким броском отправляется на каменистый берег. Расстояние здесь приличное и можно заметить, что вещь вместе с оружием падает практически у самой кромки. Мелкие волны до туда едва ли достают. - У меня самого их не меньше дюжины. Поэтому я не имею права судить тех, кто просто хочет защититься. Гораздо страшнее, когда за маской скрывается лицо того, кто заведомо пытается тебе навредить. - Маттео отступает на короткий шаг и поднимает голову, чтобы снова посмотреть на затянутое смогом небо. Ровное, такое же как гладь океана на горизонте. Где-то там, на тонкой полосе, они мешаются в своих цветах. И только ближе переходят в настоящую лазурь. Красиво. На закате этого дня, невероятно красиво. Он столько раз бывал в этой прекрасной стране, но задумывался ли когда-нибудь об этом? Нет. Он думал только о себе. - У меня таких масок нет. Люди должны знать в лицо того, кто испортил им жизнь. - Не сдерживает широкой улыбки. Удивительно, но он не врет. Именно так он и поступает. Никогда не делает ничего из-под тишка. Он уже говорил, что быть хуевым в глазах других проще, чем стараться что-то кому-то доказать. Это не в его интересах. Он так не привык. Он может себе позволить быть тем, кого не выносят на дух. Может позволить себе быть тем, кто на празднике этой жизни будет стоять в отдалении один.

На Кубу медленно опустились сумерки. А мокрые они не потому что находятся в воде по пояс. Мелкая морось закончилась. Небо разразилось крупными каплями дождя, а с пляжа все так же доносилась тихая музыка. - Мне кажется, кто-то собирался искупаться в холодной воде? - И не такая уж она была холодная. Толи и правда океан во время дождя становился теплее, толи гуляющий в крови градус греет изнутри. Уже не так важна суть, как причина того, по какому поводу они стоят тут. А не заканчивать начатое, это было совсем не в духе Маттео Моретти. Поэтому он больше ничего не говорит. Ему требуется всего мгновение, чтобы повернуться к собеседнику и в один прыжок обхватить его за шею. Специально тянет на себя, перевешивая в свою сторону, чтобы спиной завалиться в воду и утянуть за собой Маркуса. Они собрались искупаться. А значит так и будет. С головой погружаясь под воду, он все еще продолжает удерживать своего спутника в крепкой хватке. Если тот захочет глотнуть воздуха, то ему придется вытащить на себе и Маттео. Уж пусть постарается. Вероятно, утонуть никто из них точно не собирался.

Отредактировано Matteo Moretti (2024-07-12 02:18:11)

Мгновение погружения. Легкость, присущая состоянию наркотического опьянения. Когда в уши будто забили пробки, звуки стали максимально приглушенными, а раскрывая глаза, ты видишь как мерцающий перед ними свет смазывается десятками ярких красок и плывет куда-то за грань. Состояние абсолютной невесомости, словно упал на легкую перьевую подушку и тонешь в ней с головой. А мира вокруг нет. Просто нет. Он теряется в этих ощущениях и, кажется, будто не существует вовсе. О, ему было знакомо это ощущение. В нем было спокойно. И сейчас тоже спокойно. Он свободен. От всех проблем, от всех мыслей, от непониманий, сомнений и предрассудков. Но открывать глаза не хочется. Ведь под его языком нет "стекла". Через несколько мгновений к нему вернется слух, но первое, что он услышит, будет отнюдь не заводной долбящий бас клубной музыки. Первое, что увидит, это не безликую толпу из крепко жмущихся друг другу в танце людей. И все же, от чего-то ему совсем не страшно. Наверно, потому что грудь даже не успевает сдавить от нехватки дыхания прежде чем его выдергивают из воды. И сразу ощущение невесомости теряется. Звуки снова возвращаются в этот мир, а на шумном вдохе раскрытые глаза, улавливают перед собой лицо все того же Маркуса, которого он буквально с минуту назад с головой заставил окунуться в океаническую воду. Видимо, тот не успел своевременно задержать дыхание. Не среагировал и теперь нелепо откашливался. Маттео, все еще вцепившись в его плечи, смотрит за тем, как тот коротким движением убирает мешающиеся волосы и почему-то все еще продолжает за него держаться. Так, словно и не желает никуда отпускать. Может быть, и не собирался. Но у его спутника были свои мысли на этот счет.

Маски. Он буквально только что сказал о них так много. А теперь видит одну из них воотчую. Или, все же, это было настоящее лицо незнакомца, что так бесцеремонно и нагло вторгся в его жизнь? Моретти успевает найти опору под ногами к тому моменту, как Маркус довольно резко заставляет отпустить его. Еще секунда и Тео снова оказался бы под водой, но сейчас он только хмурит брови, с некой долей непонимания и даже разочарования смотря в лицо своего спутника. Он чувствует себя обманутым. Обманутым прямо сейчас, хотя по сути был обманут изначально. И ведь понимает это. Но от чего же щемит так неприятно? Разве он чего-то ожидал? Разве на что-то рассчитывал? Нет. Его голова все еще была пуста. Он не строил догадок, надежд и не ожидал от этого человека ровным счетом ничего. Тогда в чем же причина? Наверное, он не смог бы дать ответ даже самому себе. Но он размыкает до этого поджатые губы и, кажется, в какой-то момент хочет что-то сказать. Тогда, когда уже зашагавший к берегу Маркус оборачивается к нему, безмолвно призывая следовать за собой. Но слова, как на зло застряли в горле. Чего он хотел? Выругаться? Наброситься на этого человека и заставить объясниться? Нет. Спокойный, рассудительный, умный, привыкший всегда и все держать под своим контролем Моретти, вдруг осознает, что потерялся. Он... Не видит выхода. Поэтому вынужден следовать за тем, за кем тянется единственная полоса неровной, сбитой дороги. Маттео знает, что не сможет по ней пройти. Но он был обязан попытаться.

Их путь лежал к отелю. До этого весьма болтливый наследник сдержанно молчит. Он снова закуривает и выглядит задумчиво. В отличие от своего спутника, он надел рубашку. Даже застегнул почти на все пуговицы. Теперь она так же неприятно липла к телу, как и насквозь вымокшие узкие джинсы. Дождь уже не волнует. И когда они останавливаются под козырьком жилого корпуса, Моретти, потупив взгляд, смотрит за тем, как с его длинных волос срываются капли, падая ему прямо под ноги. Он дошел сюда босиком. Не стал лезть в сухие кеды, хоть это тоже в принципе уже и не было важно. Отсыревшая сигарета тянется плохо, но он, будто желая оттянуть момент, упорно тянет ментоловый табак до тех пор, пока из дверей не выходит девушка из обслуживающего персонала. Вероятно, она направлялась в служебный корпус. В ее руках был зонт и папка с какой-то документацией. Голос горничной звучит весьма обеспокоено, когда она интересуется: не распорядиться ли доставить в номер сеньора пару кружек согревающего чая? Моретти отвечает не сразу. Делает последнюю глубокую затяжку, отправляет окурок в урну и только после этого отказывается, вежливо прося не беспокоить его до утра. Да, именно так. Он сделал этот выбор изначально и не собирается теперь отступать. И будь что будет.

- Будто тебе есть до этого дело. - Да, запоздало, но Маттео тихо отвечает на слова спутника о его здоровье скорее самому себе, нежели ему. Поэтому и говорит их тихо и буквально себе под нос. Ему все равно, услышит его Маркус, или нет. Пожалуй, поднимаясь по лестнице на второй этаж, где находился их номер, ему уже вообще было на все плевать. Замок никак не хочет считывать намокшую ключ-карту. Наследнику приходится снова и снова тереть чип холодными, слегка продрогшими пальцами и, в конце концов, замок поддается. Но в номер первым он не проходит. Приглашающим жестом заставляет сначала пройти Маркуса, а только потом переступает порог сам.

Центральная комната встречает их тишиной. Лишь с все еще раскрытого балкона доносится все та же музыка. Люди с пляжа так и не разошлись. В темноте номера дверной проем ведущий на балкон выглядит как приглушенно освещенное пятно. Видимо, на пляже все-таки дали освещение и никого не разогнали, несмотря на все еще льющий дождь. Жизнь продолжала идти. Тео оглядывается, постепенно начиная привыкать к сумеркам окружения. В его руке тихо завибрировал телефон. На дисплее крупными буквами высветилось "padre" и Маттео, напряженно поджимая губы, разворачивает тот к своему спутнику. На его лице немой вопрос: "Мне ответить?", но Марк вряд ли сможет уловить эти эмоции, поэтому парень показательно нажимает на сброс вызова и отправляет телефон на ближайшее к ним кресло. Моретти собирался попытаться оттянуть этот момент, но раз дело обернулось так, то смысла в этом уже не было. Во всем изначально не было смысла, о чем парень сказал еще до их прогулки на пляж. - Твой галстук... - Да, пожалуй, следовало начать именно с этого. Он вспоминает, как спустился с самолетного трапа и осмотрелся в поисках секьюрити, что встречал его обычно на Кубе, но не нашел его. - Я терпеть не могу эти удавки. - Слегка ироничная ухмылка касается уголка его губ, когда он поворачивается к собеседнику спиной и набирает на кодовом замке цифры, запирая его изнутри. Теперь даже обслуживающий персонал с помощью ключ-карт не сможет просто так сюда войти. - Мои телохранители не носят галстуки. - Опираясь спиной на дверь, Маттео поднимает голову, чтобы зацепиться взглядом за фигуру стоящего напротив человека. - Это была первая ошибка. - Руки поднимает, чтобы пальцами правой подцепить манжет рукава рубашки. - Это вторая. Мои телохранители носят запонки. - Это те ошибки, которые незнакомец совершил еще до того, как раскрыл рот и начал совершать глупости. Но до этого парень, вероятно, уже дошел сам.

Тео замолкает, переводит взгляд на светлое пятно балконного проема. Разбежаться бы сейчас, перепрыгнуть через перила и испытать, наконец-таки, судьбу на прочность. Но какой смысл? Сейчас, в эту секунду, выкладывая все карты на стол, он уже испытывал ее. И ему кажется, что последствия прыжка со второго этажа были бы не настолько плачевны тех, на которые он нарывается прямо сейчас. - Кто ты?

Отредактировано Matteo Moretti (2024-07-13 01:33:25)

Очень трудно жить, думая о каждой ошибке, которую ты совершил, поэтому всё плохое обычно забываешь. Помнишь только хорошее. Это весьма удобно, да, но ведь от себя не уйдёшь, не скроешься. Маттео так часто думал о свободе, но эта свобода ничего не стоит, если она не включает в себя свободу ошибаться. Ошибаться он не привык. Но сегодня, вероятно, одним махом достиг той самой, идеальной вершины, к которой если и не стремился осознанно, то вполне уверенно к ней шел. Все всегда можно исправить. Каждую мелочь, каждую оплошность. Каждый намеренный неосторожно сделанный шаг. За слова можно извиниться. Поступки компенсировать. Налажал, но найди в себе силы встать на ноги и снова двигаться вперед. Моретти стоит на ногах. Крепко. Настолько крепко, что снова не может двинуться с места. Он словно намертво приварился к этой чертовой двери и не может отодрать себя от нее. Он снова ждет. И снова не знает, чего именно. В какой-то момент он правду подумал, что все будет хорошо. Что улыбка собеседника искренняя, слова правдивы, а душа его ранена и открыта точно так же, как и душа самого Тео. В этот момент ему показалось, что они чем-то похожи. В этот момент ему показалось, что он может рассказать о себе больше, в кои-то веки посмеяться открыто, искренне. Так, как не смеялся уже давно. Словно ребенок, который большую часть своего детства провел в запертой комнате, с завистью смотря в окно на то, как соседские мальчишки вместе играют в футбол. А теперь перед ним раскрыли дверь и сказали: "Иди. Познакомься с кем-нибудь. Тебе обязательно повезет". И правда, повезло, да? Человек может всю жизнь провести в поисках того, с кем только поздоровавшись, сразу поймет - это его. Что им всегда будет о чем поговорить, что никто из них не готов выдать тайны другого. Что сговариваться они будут вместе и в случае чего отхватывать тоже будут вместе. Может быть, именно это ощущение и ввело его в заблуждение? Маска. Да, она самая. Она запутала его. Сбила с толку. Вот именно поэтому у него и не должно быть интересов. Именно поэтому у него и не должно быть привязанностей. Переступая грань, давая себе волю, он не умеет вовремя остановиться. Просто не хочет этого делать. И куда его это привело? Сюда, в темный номер, за черт знает какое расстояние от дома. Здесь у него нет никого. Ни близких, ни знакомых, ни даже вечно ненавистных ему секьюрити, что денно и ночно не сводят с него взгляд. Он настолько хотел быть свободным, что в своем желании явно перегнул. Он настолько хотел оторваться от своей обычной жизни, что теперь, пожалуй, добился этого максимально эффективно. Всматриваясь в молчаливый темный силуэт своего спутника, он понимает, что эта жизнь и вправду уже может к нему не вернуться. Он может к ней не вернуться.

В этой темноте, в повисшей тишине, Моретти улавливает резкое движение со стороны спутника и за ним следует уже привычный, до боли знакомый щелчок взведенного курка. "Триста восьмидесятый Смит и Вессон. А ты мне нравишься. Прекрасный выбор." - Собственные слова, сказанные ранее, эхом отдаются в сознании, но Маттео даже не дергается, все еще продолжая подпирать спиной входную дверь. Ему кажется, что все чувства, что все рецепторы в одно мгновение напряглись и обострились. Кажется, что до этого тихая музыка с пляжа стала громче, кажется, что он слышит чужие шаги в коридоре. Кажется, что слышит как бешено бьется чужое сердце. Кажется... Кажется, что чужой голос дрогнул, когда его обладатель решил назвать свое имя. Настоящее. Томас. Тео бы сказал что-то в роде: "Приятно познакомиться", но вместо этого он, не совершая никаких резких движений, склоняет голову к плечу. Смотрит на собеседника из-под спутанных мокрых волос и не понимает: зачем все это? - А я все это время думал: назовешь ли ты мне свое настоящее имя, прежде чем решишь... - Губы поджимает, по привычке, стараясь подобрать правильные слова. Вообще, да, он понимал изначально, что перед ним чужой незнакомый человек. Что он никаким боком не связан с семьей Моретти и никто его не нанимал. Но он не был уверен, с како именно целью тот к нему пришел. Убийство он считал самой нелогичной теорией, ибо у этого парня было столько возможностей не только нажать на спусковой крючок, но и вспороть наследнику горло, но тот не сделал этого. Будто выжидал чего-то. Будто... Сомневался? - Убить меня. - И все-таки роняет эти слова, когда "Маркус" подтверждает самую нерадужную теорию. Маттео произносит эти слова тихо, на очередном глубоком выдохе. В словах его нескрываемое разочарование и даже дрожь. Он чувствует, как та медленно нарастает внутри. Чувствует как грудь сдавливает в коротком предпаническом спазме и Тео сглатывает густой ком, что становится у него прямо в горле. Становится тяжело дышать. Сердце бьется на уровне висков. В ушах - отвратительно нарастающий звон. Маттео касается пальцами висков, зажмуривает глаза до белых пятен под прикрытыми веками и скользит руками дальше, пятерней зарываясь в волосы. Он перечисляет ошибки наемнику, но сам себя за свои ошибки не упрекает. Почему? Все просто. Если человек перед ним ошибался по неосведомленности, то сам он делал их осознанно. Все могло бы быть по-другому. Он уже мог быть на борту частного самолета и заблевывая уборную, держать путь на Нью Йорк. А потом, накачавшись снотворным, вспомнить чужие глаза и пожалеть о том, что спасовал и не дошел до конца. Зато остался бы жив. Но он и сейчас пока еще здесь и пока еще дышит. Может снова раскрыть глаза и зацепиться взглядом за убийцу. Почему тот медлит? Почему вторит словам самого Тео, говоря, что ни что уже не имеет значение? Имеет. И он сам подчеркивает это говоря о том, что должен убить. Одно короткое слово, но оно заставляет Моретти наконец-то оторваться от двери и сделать аккуратный шаг в сторону направившего на него пистолет человека. Нет, это, отнюдь, не смелость. Знал бы кто-нибудь насколько ему сейчас страшно, никогда бы не поверил, что перед ним стоит Маттео Моретти. Его пальцы дрожат, когда он медленно, будто спрашивая разрешения, поднимает руку и касается ими ствола пистолета. Вот это уже точно не имеет значения. Если наемник действительно намерен убить его, он сделает это. Вне зависимости от того, что скажет, или сделает сам наследник. Вне зависимости от того, обоссытся он под себя прямо у собственноручно закрытой двери номера, в слезах и соплях умоляя Томаса не убивать его, или же сейчас, когда он делает еще один короткий шаг, медленно ведя подушечками по короткому стволу огнестрела до тех пор, пока не доходил до чужого запястья. Останавливается. Привыкшие за это время к сумрачной обстановке в номере глаза внимательно изучают реакцию на лице спутника. Он прислушивается, присматривается, стараясь заметить хоть какие-то изменения в чужой мимике прежде чем аккуратно надавить на запястье, держащее пистолет и отвести в сторону, открывая себе возможность подойти ближе. Наемник знает, что его жертва безоружна. Знает, что чтобы Маттео не попытался сделать, он все равно превзойдет его и в навыках и в силе. Но Моретти и не намерен ничего делать. Сорваться сейчас и броситься в драку с его стороны как минимум неразумно. Ему не выиграть этот бой. Но ему никто не запрещает играть на другой стороне поля. Он уже говорил, что не имеет права винить тех, кто хочет защититься. Не судит их за маски пропитанные ядовитой лестью и ложью. Но сам таковую надевать отказывается. Поэтому, уже не в первый за сегодня оказываясь к собеседнику максимально близко, он поднимает взгляд, чтобы снова заглянуть тому в глаза. Молчит, толи проверяя свою собственную выдержку, толи выдержку и реакцию Томаса, но в какой-то момент подается вперед, едва не касаясь чужих губ. - Ты. Никому. И ничего. Не должен. - Коротко. Жестко. По словам. Ныряя свободной рукой под затылок парня, Маттео тянет его к себе, сокращая последние миллиметры и делая то, что ему, одурманенному алкоголем и слишком нереальной для его жизни обстановкой, хотелось сделать еще на пляже. В отличие от до этого момента аккуратных, неспешных движений, поцелуй получается смазанным, мокрым, в каком-то даже смысле неуклюжим и резким. Но его глубина, подогретая горячим выбросом адреналина, полным отсутствия ожиданий что будет дальше, бешено гонит по венам закипевшую кровь. Ему хочется, чтобы вместе с этим поцелуем наемник запомнил его последние слова, даже если тот все еще намерен нажать на спусковой крючок. Свободные люди не имеют долгов.

Отредактировано Matteo Moretti (2024-07-14 21:32:27)

Все это время задаваясь вопросами типа: "На что я надеюсь?", "На что я рассчитываю?", "Чего я жду?", и ожидая на них каких-то разных, необычных ответов, только теперь Маттео понимал, что все было элементарно и просто. И ответ на все эти животрепещущие вопросы был всего один. Однозначный, короткий и простой: "Ничего". Он ничего не ожидал. Вечно привыкший искать всему свое логическое объяснение, он в какой-то момент просто сломался. Внутреннее мышление закоротило, взорвалось и отказалось работать. А ремонтника вызвать некому. Так получилось, что парень уже находился на неком "ремонте", ведь ежегодный отпуск был ему предписан не просто так. Только куда делся чертов халтурщик, что латал его мозги - неизвестно. В этой системе определенно произошел сбой еще в тот момент, когда он спустился с трапа самолета и ничего не понимающим взглядом посмотрел в лицо незнакомцу. Контакты замкнуло и заискрило. Выбило электро щиток. Обесточило дверь с табличкой "здравомыслие" и оставило то с другой стороны. Ни открыть, ни дотянуться. И, все. В мозг не поступают сигналы, которые отвечают за инстинкт самосохранения. Остается только вживленный под кожу с самого детства азарт. Тот самый, которого он так боялся изначально, но в конце концов перешагнул эту ступень и понеслось. Назад дороги нет. Он отсек все возможные пути. С самого начала. Маттео мог прекратить все это еще в тот момент, когда он и его неизвестный, безликий спутник в первый раз переступили порог этого номера. Скажете: на подозрениях не строится истина? Так и не было подозрений. Истина была у него в руках. Скажете: Моретти настолько устал от жизни, что ему было уже все равно? Что он хотел умереть? Ошибетесь. Маттео Моретти боялся смерти не меньше, чем любой другой человек. Это чувствовалось в каждом его резком движении. В каждом прикосновении дрожащих рук. В каждом отчаянном, рваном выдохе в чужие губы, когда те снова и снова соприкасались в глубоком, сбитом, вытягивающем последние остатки здравого мышления поцелуе. Здравого мышления? Хах. Его не было изначально. Просто в какой-то момент им двинуло слепое безрассудство. И самым удивительном во всем этом было то, что даже услышав страшный вердикт, он, черт бы его побрал, ни о чем не пожалел. Потому что рука, в которой наемник держал свое орудие убийства, все-таки нехотя, но опускается. А значит он смог выиграть если и не помилование, то отсрочку. Не важно, как. Не важно, какой ценой. Как бы оно ни было, такая ценовая политика его вполне себе устраивала. Ведь он никогда бы не стал делать то, чего не желал сам. Никогда же, да?

Выиграл, несмотря на то, что наемник делает несколько уверенных шагов вперед, настойчиво наступая на Маттео для того, чтобы тот снова отступил к злосчастной двери. Парню кажется, что он скоро приварится к этой вертикальной поверхности, когда довольно ощутимо сталкивается с ней спиной. Ну и похуй. Если так надо, значит так и будет. Если Томасу так хочется, пусть наслаждается этой иллюзией вседозволенности, которую сеньор Моретти так щедро ему дарит. Сегодня он благосклонен как никогда. Не потому что ситуация и положение вынуждают его следовать определенной закономерности действий, но потому что тугой ком возбуждения уже вяжется где-то на уровне живота, тянет приятно и растекается по телу очередной неконтролируемой волной горячей, пронизывающей буквально до самых кончиков пальцев дрожью. Он чувствует, как те ощутимо покалывают каждый раз, когда он неосознанно мажет подушечками по оголенной коже своего спутника. Контрастно прохладной по сравнению с его собственными руками. Все еще влажной после длительного нахождения под дождем. Прохладной, но не настолько, насколько пронизывает холодом ощущение от прикосновения холодного металла. Маттео знает: ему должно быть страшно. Ведь это нормально - бояться смерти. Не знать, что на самом деле происходит в голове у человека и бояться того, что он просто заигрался. Что его действия лживы и с секунды на секунду прозвучит выстрел. Это будет последнее, что услышит Моретти перед тем, как почувствует резкую боль в подреберье. Последнее что услышит перед тем, как по бледной коже потечет багровая кровь. Пугающе? Нет. Нет, черт возьми! От одной только мысли об этом дыхание в груди перехватывает болезненным спазмом. Он хочет чувствовать это. Чувствовать как холодное дуло забирается под рубашку, скользит выше по невольно напрягшемуся животу. Цепляет за воспаленные нервы, давит на зависшее сознание не меньше, чем дуло пистолета на подреберье. Он хочет разомкнуть губы и сказать: "Убей меня", но наемник опережает его, чем окончательно выбивает почву из-под ног наследника.

Это. Должно. Случиться.

Ну и пусть. Слыша щелчок предохранителя на оружии, Маттео уже, вероятно все равно. В этот самый момент его не интересует ровным счетом ничего, кроме рук, зацепившихся за пуговицы его рубашки и ощутимого возбуждения, ни только своего, но и чужого. И гори оно все синим пламенем на этой чертовой дождливой Кубе так же, как горит он сам, собирая с губ своего спутника привкус терпкого алкоголя и мраморного шоколада. Лучшее сочетание при смешении с запахом ментолового табака, что кружит голову покруче чем высокий градус принятого на душу горячительного. Тео пытается выровнять сбитое дыхание, но весьма проблематично сделать это, когда сердце бьется на уровне горла, а требование перестать церемониться с пуговицами на одежде безмолвно выражается в жестком прикусе губы в поцелуе.

Быстрее.

Я сделаю это позже.

Позже. Рывок рубашки с плеч как последняя черепица с давно прохудившейся крыши. Сжатые пальцы в волосах как призыв к последнему шансу отступить, но отступать некуда и не сказать бы, что сильно хотелось. Не хотелось. Он думает об этом, когда резкость в движениях меняется на несвойственную моменту и положению мягкость. Маттео замирает, в мгновение путаясь в собственных ощущениях. Но одно он понимает точно: Он хочет этого человека. Возможно захотел еще тогда, когда в первый раз заглянул в его глаза. В глаза, в которые сейчас смотрит с ожиданием, нетерпением, нескрываемым желанием до тех пор, пока не срывается и уже сам не подается навстречу. Тео продолжает смотреть Томасу в глаза пока его руки нагло дерут пряжку на ремне чужих штанов и после, в один рывок, выдергивают его из петель. Он продолжает смотреть, когда раскрытые ладони скользят по бокам, доходят до поясницы и забираясь ими под все еще мокрую джинсу, ныряют под резинку нижнего белья, чтобы с каким-то по-детски благоговейным удовольствием совсем по-взрослому сжать пальцы на ягодицах и надавить, заставляя прижаться к себе ближе. Моретти клянется Богом, если ублюдок вот прям сейчас не завалит его на пол, прямо на этот ебаный, вырвиглазно белый ковер и не трахнет его до судорожно трясущихся коленей, то им придется поменяться ролями в этой печальной пьесе. Наследник сам его пристрелит.