вверх
вниз
New York City |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » New York City » Городской Архив » Законченные игры » irreversibilità
Alan McMillan & Arlette Duval
сентябрь 2024, СиракузыЗначение словосочетания «если бы»: употребляется в сослагательном наклонении в начале придаточного предложения, выражающего потенциально выполнимое условие, которое на настоящее время пока не выполнилось, но которое ещё может выполниться в будущем.
---
Если бы не я - ты могла бы погибнуть.
Если бы не ты - я.
Отредактировано Alan McMillan (2024-08-22 15:31:45)
Пробка на
...
где я?..
казалась бесконечной. Машина ползла в довольно плотном потоке, в лобовое стекло я, то и дело ежась от невнятного внутреннего беспокойства, ловила красные огни фар, отчетливо сверкавших в подступающем итальянском вечере.
Потянувшись к телефону с картой, я успела поймать название - Сиракуза-Гела. Еще несколько миль на юг - и я увижу виллу и бабушку... На экране внезапно высветился входящий вызов. Это как раз была она - и я с неким внутренним отчаянием, прикладывая к скрытому прядями уху гаджет, осознала, что не помню ее имя.
- Птичка, ты там в пути? - Бодро защебетал чуть надтреснутый голос. - Я тебя жду, ты должна уже проехать половину города. Если бы поехала на поезде - я бы уже обнимала тебя вовсю!
- Я еду, еду, бабушка... - Милена? Матильда? - Мы тут просто немного встряли в трафике...
Мариса!
Во всем виновата авария в Нью-Йорке - в неуверенности и в краткосрочной амнезии. Две недели медикаментозной комы. Реабилитация в Салерно. Штаты стали для меня чем-то вроде устойчивого обозначения ада - ведь я прошла в нем несколько кругов и осталась жива. Каллахэн не беспокоил меня - и за это я была ему искренне благодарна; все выжжено и похоронено, где-то между третьим и четвертым сломанными ребрами, из-за которых я до сих пор ношу корсет. По слухам, Сильвия взялась за дело "Винного дома Дюваль" с энтузиазмом избалованного ребенка - отец...
Альберто... Аугусто...
Армандо! Армандо Дюваль...
декларирует ее имя в отчетах с гордостью, почти такой же, какая светилась в его глазах ранее при моих успехах.
- Ты в порядке, Летта? Ты приняла лекарства?
- Да, бабушка... - С затаенным внутренним спазмом боли, имевшей скорее эмоциональный, чем физический, откат, я попыталась улыбнуться спешащему к горизонту солнцу в стекло дверцы. Куда делась, куда исчезла та самая жизнерадостная Арлетт Дюваль? Кто я теперь? Ответ можно поискать в темных кругах под глазами, в бессонных ночах, в слезах, в мраке, который одолевал время от времени, накатывая подобно цунами. - Все в порядке. Со мной...
Леон? Луиджи?
Нет, Луиджи - это твой брат, который погиб на здешних трассах так давно - и так недавно...
Лучано. Лучано Акоста. Один из "тех самых" людей Риччи, которые не расстаются с загранпаспортом и Береттой.
- ... Лучано, - водитель поймал мой взгляд в зеркальце, слабо улыбнулся и вернул все внимание к дороге. - Он скрупулезно следит за тем, что я ем и что я пью.
Кажется, мужчина иронично качнул головой. Да, порядок и забота, которыми меня окружили в Италии, порой чувствовались удушающе.
Что-то угрожающе завыло почти над ухом. Навстречу, нарушая почти все правила дорожного движения, проехало несколько машин, кажется, военных... Два массивных грузовика, за ними полицейская машина с "сигналкой". Блики алого и синего отобразились на мгновение на всех плоскостях и амальгамах.
- Бабушка, мы уже скоро...
Резко и внезапно гулко ухнуло позади. А затем еще раз - и куда ближе по ощущениям. Я отвела телефон от уха и с тревогой обернулась - заднее стекло Мерседеса-Бенц давало отличный обзор. На столбы дыма, на блики огня, на пляшущие в этой какофонии человеческие фигуры...
by фракир
Если закрыть глаза и сосредоточиться на дыхании, то тьма примет умиротворяющую пульсацию, пока голос в наушниках выводит фразу за фразой на арабском. Мысленно я представлял себе вязь - буквы, солнечные и лунные, с точками гласных, складывались в упорядоченную каллиграфию. И тот факт, насколько далека она по красоте была от содержания, оставалось лишь удивляться.
"Сколько еще человек было с вами?"
"Кто отвечал за контроль операции в Дахабе?"
Сосед по жесткому сидению завозился рядом, я мог бы узнать его характерные ищущие похлопывания по бедрам, даже не раскрывая глаз. Собственно, именно так я и потянулся в внутренний карман жилета, извлекая помятую пачку "Лаки Страйк" и протягивая ее в нужную сторону. Если капрал Доусон и ответил, после того, как несильно приложил мне ладонью в плечо, этого я не расслышал - так сильно был сосредоточен на внутренней медитации с гортанным голосом.
Потянуло сигаретным дымом.
В данный момент мы фактически инкогнито везли одного из террористов ИГИЛ в порт. Экстрадиция, которая сосредоточена исключительно на внутренних интересах военных сил США. Рядовой переводчик здесь был бы не слишком полезен, а я успел за прошедшие полгода исколесить Синайский полуостров буквально вдоль и поперек, чтобы секретные операции начали лезть из ушей и давить комом изнутри на кадык.
"Кто дал вам наводку для операции в порту Эйлата?"
"Танкер "Наварра" - что будет задекларировано в грузе?"
Какие-то сведения у нас были - отрывочные, неясные, угрожающие. Деловито, шаг за шагом, мы пытались предотвратить очередной теракт где-то уже на территории Европы, к которому красной нитью стекались данные из Палестины, Туниса и Египта.
Еще один неожиданный удар в плечо. Я раскрываю глаза, поворачиваю голову к капралу, снимаю наушники. И тут трак резко дает по тормозам, да так, что я клацаю зубами, будто голодный пес, едва не прикусывая кончик языка. Где-то справа раздается хлопок, характерный до мурашек по спине - это взрывчатка. Нас откидывает на стенки, я сразу же тянусь к кобуре, ведь мне не нужно изображать из себя героя.
Адреналин одолевает узкое пространство: Такер и Доусон уже на ногах, пальцы рядом с собачкой на Смит и Вессон; я поднимаюсь, спешно засовывая оба наушника в нагрудный карман жилета.
- Это не авария. - Такер заканчивает переговоры по рации и вытирает со лба пот. - Его точно хотят перехватить. МакМиллан, на тебе араб, я заберу Брайди и Голдсмита. Запросим подкрепление у местных, итальяшка из эскорта обещал поддержку.
- Принято. - В два шага преодолеваю расстояние кузова и спрыгиваю на асфальт, обводя взглядом периметр. Мне не нравится движение впереди и позади, еще меньше мне нравится тот факт, что рядом с щекой пролетает пуля.
- Твою мать! - Пригибаясь, перебегаю до нужного мне трака под нарастающие крики и вой сирен и клаксонов. Ребята уже бегут мне навстречу, к тому, что находится позади меня. Отдергивая брезент, я встречаюсь взглядом с пленным арабом: взъерошенные волосы, безумные глаза, заклеенный скотчем рот, трясущиеся руки. Забираюсь только для того, чтобы упасть на живот, ведь мимо меня, прошивая маскировочную зелень, летят целые очереди, и террориста не задевает только чудом.
- МакМиллан! - Рация хрипит на поясе, я перехватываю ее негнущимися пальцами. - Выведи ублюдка в полицейскую машину, так будет проще доставить его в порт! Мы прикроем!
- Принято! - Подхватываю съежившегося мужчину, который мычит что-то невнятно на паническом, и заставляю двигаться в нужную сторону. Еще один взрыв - нас буквально скатывает с грузовика, и едва держась на ногах, мы отступаем к проблесковым маячкам. Спустя несколько шагов араб внезапно решает задать стрекача - и вновь настигающие нас пули только помогают ему петлять между машинами.
- Стой, твою мать! - Я пытаюсь сосредоточиться на дыхании и маневрах; нам навстречу бегут итальянские полицейские, ловя на мушку беглеца. Дым и гарь забивают ноздри. Опаленная белая Тойота, Ауди с дырками в заднем лобовом стекле... пленник ныряет под Мерседес-Бенц угольно-черного цвета. - Блять!..
Спустя буквально мгновение араб появляется снова, он прикрывается какой-то дергающейся женщиной... скорее, девушкой. В ее глазах настоящий ужас, и пока я навожу прицел на его голову, очередная пуля, летя мимо по неумолимой прямой, аккуратно попадает в лоб водителю Мерседеса-Бенц, выскочившему с оружием в руках. Что-то попутно обжигает рукав, заставляет качнуться в сторону, пока я осознаю, что стою фактически под огнем.
- Отпусти ее. - Перекрикивая рокот и вопли, я подхожу ближе, шаг за шагом, не спуская глаз и прицела с террориста, за чьей спиной уже маячат полицейские мундиры. Кажется, итальянка не кричит, но она смотрит на меня умоляюще, а связанные мужские руки лишь сильнее затягиваются петлей на ее горле.
Дверца машины открывается слишком быстро, наверное, потому, что я сама собиралась выйти. Зачем только - не ясно, и окрик Лучано, прозвучавший с предостережением, звучит словно через пелену плотного тумана. Я отшатываюсь - потому что на меня надвигается неясная, слегка поплывшая фигура, силуэт, который просто соткан из мрака, запаха горелой резины, страха и дыма.
Меня жадно и крепко хватают за руку. Я отбиваюсь чем могу, лягаюсь, словно дикий осел, ломаю низкие каблуки туфель о бортик. Меня выволакивают из машины...
а корсет стальной хваткой сдавливает полузажившие ребра, и я постоянно вскрикиваю, потому что боль вгрызается с остервенелостью акулы
... вытаскивают в красное, огненное, полное криков и оглушающих выстрелов.
А затем мужские кисти, почему-то связанные между собой, набрасываются цепью на ключицы и шею и начинают сдавливать. Последнее, что я понимаю четко, что вижу в багровых сполохах - это кольца удава, ломающие в тугом захвате косточки кролика.
Кто-то впереди - на глазах влага, и я могу лишь размыто видеть этот ненормальный мир - говорит мужчине за моей спиной, чье горячее и отдающее шафраном дыхание я чувствую на своей скуле, чтобы он отпустил меня. Я не понимаю, что происходит, я замечаю лишь то, что само просится, что выглядит громоздким, не вписывается в горизонт событий, как вот тот горящий бензовоз на отдалении, который расшвыривает легковые автомобили, словно ветер - пустые спичечные коробки...
И я начинаю к-р-и-ч-а-т-ь, потому что жизнь - это редкое дерьмо, это какой-то отстой последние несколько месяцев, потому что я хочу выбраться из ада, который кажется фильмом ужасов Дарио Ардженто и настигает меня по спирали снова и снова, и он всегда, всегда связан с машинами, которые забирают у меня что-то...
забирают у меня - меня.
Шум теперь сзади, взведенный курок звучит очень четко даже среди всей какофонии.
- Приказываем подчиниться!
- Гражданское лицо...
- Заложница!..
- A tutte le unità all'interno dei confini del Siracusa–Gela!..
Кто-то впереди пошатывается, но идет ко мне, пока невидимые руки стаскивают с шеи кольцо рук, и я дышу, просто втягиваю воздух, как человек, проснувшийся от застарелого кошмара. Бензовоз на периферии...
игрушечная машинка, размытая контурами от жара и пламени
... все ближе, и высокий человек, которому разве что не хватает кроваво-красного плаща римского центуриона, подхватывает меня под руки...
а корсет под брючным костюмом заставляет ребра стонать от боли
... и спрашивает, как я себя чувствую. И только сейчас я могу сделать то, что могу. Могу, не чувствуя пальцев, вцепиться в лямки его жилета цвета болотной жижи, почти ломая при этом ногти, потащить в сторону, в сторону, в сторону от разворачивающейся цистерны, которая затормозит едва ли не на том месте, где мы находились буквально считанные мгновения назад.
Вой сирен становится оглушающим.
Только я его уже не слышу, почти повисая на чужих руках.
by фракир
У меня получилось не уронить заложницу, хотя едва ли в ней было больше ста двадцати фунтов; забавный факт, что в отключке люди весят больше, чем в сознании, внезапно всплыл в памяти. Забавный и чуждый для нынешней ситуации, как и все, что меня окружало в данный момент.
Руку жгло огнем, рукав формы намок и потемнел. Пока карабинеры скручивали террориста, я с трудом убрал пистолет обратно в кобуру и пару раз окрикнул кого-то о помощи. Капрал уже вовсю распоряжался ситуацией, тыча регалиями направо и налево; на его щеке багровела геометрически-ровная линия, след от пули, чудом разминувшейся с костью и лишь оцарапавшей кожу. Впрочем, стоило отметить, что симметрию поддержал кровоподтек на другой стороне лица.
Подоспевшие люди в строгой форме без обозначений, которых не сразу заставили меня разжать пальцы и отдать то ли трофей, то ли добычу. Два раза рослый полицейский с характерным акцентом спросил меня на ломаном английском об имени и звании; пришлось назвать и то и другое.
Брайди был ранен в бедро, довольно легко. Голдсмит убит. Операция, которая планировалась на экспресс-уровне, обошлась Америке довольно дорого. Мне нравился Патрик, он всегда умел разрядить обстановку и не жаловался на вот такие вот идиотские задания. Доусон резюмировал ситуацию коротко: выругался матом на грядущий рапорт и, велев мне отправляться с гражданскими в ближайшую больницу, занялся арабом и последствиями сотрудничества с местной властью на предмет теракта в Сиракузах. Подозреваю, что его могут понизить в звании, но этот факт волновал меня мало.
Чертыхание медбрата над моей повязкой вызвало лишь дернувшийся желвак на скуле. Меня больше интересовала итальянка. Кажется, она и до ситуации с пленом была не очень: во всяком случае, со стороны соседней кареты скорой помощи то и дело доносились замечания про ребра. Кажется, с последними у нее не должно было возникнуть проблем, или достала шальная пуля?
Придерживая руку и не обращая внимания на сердитые оклики, то и дело извиняясь на беглом итальянском, я добрался до темноволосой молодой женщины на кушетке. Успел на сцену почти библейского жанра: с нее как раз снимали какой-то странный корсет, на смуглом теле виднелись синяки.
- Вы что здесь делаете? Вернитесь в свой фургон! - Какая-то женщина в синей форме замахала на меня руками, не побоявшись ни военной формы, ни кобуры на поясе. - Вам нужно срочно в больницу, чтобы избежать заражения! У вас там наверняка пуля или что похуже!
- Она не ранена? - Только и смог спросить, жалея, что сигареты остались у Доусона. Меня, наверное, зацепил тот факт, что находясь едва ли не в состоянии панической атаки, девушка смогла оттащить нас в сторону от уже потушенного силами пожарных бензовоза. - С ней все в порядке?
- Да, только идите, идите!
- Куда нас повезут?
- Клиника дотторе Марко. Будьте любезны, синьор, вернитесь в свой фургон!
Два трака были прошиты, словно дуршлаги для спагетти; пострадало с два десятка легковых авто, несколько гражданских лиц получили ранения. Отдаляясь от места теракта, который в СМИ скорее всего попытаются назвать инцидентом с пьяным вооруженным водителем бензовоза, я лишь качал головой. Провал такого масштаба грозил мне как минимум выговором с занесением в личное дело, да и остальным ребятам достанется. Только мысли то и дело возвращались к угольно-черным глазам итальянки, чье имя я даже не удосужился узнать. Но обязательно узнаю.
Солнечный луч скользит по виску, греет его теплом, опускается к переносице, щекочет ее - я тянусь, чтобы почесать нос. Пахнет спиртом и камфорой.
Открываю глаза, фокусируюсь с трудом. Слишком светло, слишком ярко, нужно привыкнуть. Окно, через которое вовсю льется утреннее солнце, кажется мне дверью в другой мир.
Но спустя пару минут все становится на круги своя, реальность обретает смысл. Я в больнице. Да, я сейчас в больнице, - медицинском центре, клинике, да плевать как это все может называться, - и у меня адски болит шея, сложно сделать глубокий вдох. А еще безумно ноют ребра.
Вибрация со столика заставляет повернуть голову с тихим проклятием в адрес гортани.
Это отец.
- Арлетт, mio caro... - Его глуховатый голос журчит настолько быстро от страха за меня, что часть слов просто теряется. Я, зажав телефон между ухом и плечом, подтягиваюсь на кровати, чтобы сесть. Корсет напоминает мне, что он всего лишь помощник, и что резких движений лишний раз лучше не делать.
- Пап, я... я в порядке. Я чуть-чуть не доехала до бабушки, и сейчас я в больнице.
- Ты только не бери на себя вину, но... Лучано погиб.
- Что? Как?!
Вчерашняя сцена всплывает рваными, полными гари и багрового цвета всполохами. Как только мужчина с связанными руками напал на меня, все смешалось, и я даже не знала, что происходит вокруг - настолько сузился мир до предплечий, давящих на шею.
- Нам не дают пояснений в полиции, Риччи сами наводят справки... - И снова смысл слов теряется, проходит мимо, как камень в воду, не оставляя следов. Отцовский бас еще что-то говорит в динамик, пока я с ожесточением сгребаю в кулак массу спутанных волос и мну ее, словно игрушку-антистресс.
- Папа, прости. Я позвоню тебе позже. И бабушке, как только выпустят, доеду до нее на такси. Я люблю тебя. - Одеревеневшие губы произносят слова, и они лишь портят воздух. Я бы лучше помолчала, о Мадонна!
Откладываю телефон, нажимаю на кнопку вызова медсестры. Почти сразу же после короткого стука открывается дверь - надо же, она что, дежурила прямо под ней в ожидании? И зачем было проявлять такую вежливость?..
Но это не сотрудница больницы.
Это... центурион.
На мужчине больничная форма, которая из-за его высокого роста смотрится так, будто он намеренно дезинформировал портного в мерках. Рука на перевязи. Шаг в мягких тапочках осторожный, плавный, почти беззвучный. Карие глаза смотрят внимательно, словно что-то ищут в моем лице.
Он останавливается в метре от кровати.
- Простите, миссис Дюваль?..
- Мисс. - Кольцо отправилось аэропочтой в Штаты, история закрыта. Сейчас она мало меня волновала. Сейчас меня в целом мало что волновало, кроме амнезии и вчерашних событий. - А вы... Вы были там. Я вас помню.
Отредактировано Arlette Duval (2024-08-22 15:31:06)
by фракир
Выглядела Арлетт [я долго перекатывал ее имя на языке, когда узнал, оно мне даже понравилось упором на французские твердые согласные] неважно. Как человек, который перешел из огня да в полымя. Бледное лицо, запавшие глаза на почти детском овале, поджатые губы. Я вспомнил про корсет, который заметил еще в карете скорой помощи, и едва удержался от того, чтобы покачать головой - как оказалось, девушка попала в аварию за пару месяцев до вчерашнего случая, оставалось надеяться, что ей не стало хуже.
Дюваль уточнила статус слишком резко, это невольно наводит на размышления до кучи к остальным мыслям. Впрочем, я пришел не для того, чтобы выяснять личные обстоятельства ее жизни, с меня причитается благодарность за ее странноватое для гражданского лица поведение. Заметив, как пристально итальянка разглядывает перевязь на руке, зачем-то риторически пытаюсь пошутить:
- Пуля прошла почти навылет, кость не задета. Ваши доктора обещают, что заживет все до свадьбы. Это какая-то местная шутка, да?..
Она не улыбается, хотя на мгновение я уверен в том, что уголки запекшихся губ готовы приподняться. Вскользь замечаю на шее над воротом больничной пижамы синяки, и у меня непроизвольно сжимаются кулаки. Я терпеть не могу, когда во время операций страдают те, кто к ним не причастен. И к сожалению, в последнее время таких людей все больше и больше.
- Я не займу слишком много вашего времени, мисс Дюваль. По факту, меня здесь нет и не должно быть. Но я хотел бы поблагодарить вас за вашу вчерашнюю... самоотверженность. Инцидент был серьезным, но вы справились на отлично.
Мысленно я ругаю сам себя, потому что слова, которые я произношу, звучат сухо, будто я стою вместо капрала на плацу "Дуайта Эйзенхауэра" и объявляю вердикт парням, отличившимся на задании. Память на несколько секунд переносит меня в Руанду несколько месячной давности, там была почти такая же ситуация, и ободрять пришлось подростка, потерявшего родителей. Помявшись, я, не дожидаясь приглашения, под тяжестью угольного взгляда сажусь в скрипнувшее кресло.
- Я могу лишь догадываться, как вы себя сейчас чувствуете. - Черт бы драл эту перевязь... Рука начинает болеть, будто я поймал пулю не вчера, а только что. - Согласен ответить на пару ваших вопросов при условии, что разговор останется в этих стенах. Меня зовут Алан МакМиллан, я состою на службе военных сил США. - Помедлив, зачем-то уточняю. - Я переводчик.
Арлетт смотрит на меня во все глаза, и не нужно быть суперспецом в психологии, чтобы понять, о чем сейчас думает итальянка. Я могу быть кем угодно в ее мыслях - военной сволочью, человеком, которому плевать на гражданский стафф, или официальным лицом, пришедшим замести следы.
В дверь проходит медсестра, но спотыкается на пороге, завидя нас. Я мягко приподнимаю ладонь.
- Дайте нам пару минут, пожалуйста.
Кивнув, пожилая женщина переводит взгляд на Арлетт, и дождавшись ее согласного кивка, удаляется. Я крепко сжимаю пальцы, игнорируя боль в руке. Может, и правда заживет быстро, во всяком случае, задаваться этим вопросом я буду в ближайшее время уже на линкоре, так как через пару часов мы с остатками отряда отбываем в Тунис.
- У вас хороший итальянский, почти без акцента.
Замерев, я на секунду перестаю дышать. Ожидал от нее чего угодно, но только не одобрения моих языковых способностей. Впрочем, она может еще пребывать в состоянии шока, и поэтому не слишком соображать, где находятся границы вопросов и ответов. Или намеренно отгораживается от реальности. Нехотя признаю, что девушка на кровати интригует меня больше, чем это необходимо в силу вежливого визита.
- Учил его с младшей школы. - Дубина ты, Алан. За двадцать лет так и не научился коммуницировать с женским полом, хотя освоил почти десяток языков. С другой стороны, тебе было некогда это делать. Оправдан по всем пунктам. - Честно говоря, я зашел убедиться, что вы в порядке, с учетом всех обстоятельств.
Кажется, она хочет спросить что-то еще, но боится услышать ответ. Или не хочет, это уже не мне судить, я лишь догадываюсь. Гамма эмоций играет этим лицом, как на арфе, и я могу лишь слышать отзвуки. В итоге, я ловлю очередной кивок, больше похожий на прощальный. Да, девушка сообразительна, и наверняка понимает, что на большинство вопросов я не смогу дать ответы не потому, что не хочу, а потому, что это выше моих полномочий.
Поднимаюсь, попутно поправляя перевязь, дурацкий бинт все время хочет сбежать с плеча. Мне не стоит задерживать ее и задерживаться самому.
- Берегите себя, Арлетт. - Торможу в дверях, ловя напоследок ее взгляд. - Еще раз спасибо.
Уходил я с несколько ослабевшими ногами. Я не знал эту девушку, да и не особо хотел погружаться в ее жизнь, я всего лишь ценил шансы, которые дает всем нам Вселенная в критические минуты. Вчера итальянка поймала такой шанс, осталась в живых, и я почему-то хотел видеть в этом нечто бОльшее, чем просто пасьянс из выпавших карт.
Вы здесь » New York City » Городской Архив » Законченные игры » irreversibilità
