Воспоминания не его, чувства не для них, но все-таки что-то держало рядом, тянуло магнитом. Тепло кожи под морозным дождем, бившим сильнее с каждой минутой, знакомое мимолетное касание, сводившее с ума. В последнюю встречу они сражались вместе, в предпоследнюю — против друг друга. Их судьба лежала в битве, в неотступном противостоянии самим себе и всему миру. Единственный путь, доступный теперь, расплата за прегрешения. Блэйд отлично это понимал, вбился в голову сладкий шепот Яоши, глушивший сознание. Честно говоря, в такие моменты он почти готов был сдаться на милость чумного Эона, только чтобы не ревело в голове, не сушило мысли хохотом. Все это было невыносимо.

Дань Фэн отшатнулся. Глаза — его, лицо — почти его, душа — та же?.. Блэйд верил и при этом не мог знать. Он видел того, за кем вынужден следовать против воли, позабыв об изначальной цели. Его вели инстинкты, благодаря им он всегда находил верный путь, настигал, чтобы что?.. Убить? Умереть? Разорвать замкнутый круг неважно, какой ценой. Потому что существование в испещренном язвами телом, с голосами прошлого и будущего в голове — это не жизнь, это ее прообраз в кривом зеркале, безумный и опасный. Блэйд подпадал под его влияние с завидной регулярностью.

Слова-оборванцы, они сбежали от испуганного мальчишки напротив со скоростью света. Очнувшись от морока, Блэйд засмеялся, плечи зашлись дрожью, вторя булькающей хрипотце. Дань Фэн поймет однажды, насколько заблуждался, полагая, что вот так просто может избавиться от их прошлого, выкинуть его на свалку эмоций и чувств. Недопустимо. Блэйд не смог, не позволит и ему, пока влачит бренную жизнь в этой вселенной без конца. Выше его сил.

— Ненавижу... Да, — изрезанная усмешка стекла моросью дождя по губам, — ненавижу. Как он ненавидел порождение мары, которым сделал меня. Смотри же на меня!..

Руки распахнулись поломанными крыльями. Блэйд двинулся навстречу, в алых глазах безумие расплескалось золотом. Еще чуть — схватит, вонзит клыки под кожу ягненка и больше не отпустит. Таким он приходил в кошмарах к Дань Хэну, такая же устрашающая тень нависала над этими плечами во снах.

Будто набравшись смелости, Дань Фэн сделал новый шаг, в ладони упало копье, оборвав непрошенную речь. Блэйд застыл, перебинтованные пальцы объяли древко привычно как семьсот лет назад, словно никогда с ним не расставались. Блэйд помнил это ощущение — не свое; вес оружия в руках, его вид — чужими глазами. Воспоминания закружили штормом, лютая мигрень кольнула веки.

Он создал изумительное оружие, разившее без промаха, работал лунными ночами напролет и подарил тому, кого ценил более всего. Это копье однажды пронзило его сердце — безуспешно. Оно пульсировало вместе с не устающей умирать мышцей, разгоняло кровь и золото по телу, обращало вены в янтарь...

— Тц.

Сцепив зубы, Блэйд резко провернул копье на запястье, в точности скопировав стиль Дань Фэна. Чуть размашистей, в отличие от его реинкарнации, более свободный и плавный, достойный руки настоящего старейшины. Острие уперлось в подбородок Дань Хэна, заставив вздернуть его, смотреть прямо в глаза.

— Каково тебе наблюдать свое творение?.. Что ты чувствуешь, когда видишь меня?

Древко, послушное знакомым движениям, не дрожало, обернувшись продолжением руки. Один рывок в сторону — Дань Хэн лишится головы, так заманчиво. Тогда он больше не сможет переродиться. Даже дети вечности, видьядхара — он выучил это слово за столько лет, проклиная их старейшину наяву и во сне — встречали конец, будучи лишены возможности схорониться в яйце. Это ли не лучший исход?

И все же... Все же он хотел знать. Более всего на свете Блэйд желал познать — в его не-жизни чувство обострилось, усилилось стократно, обратившись в неискоренимую потребность вскрыть правду.

— Что ты чувствуешь, когда видишь Байлу? Теперь ее так зовут, да? Ты раскаиваешься? Гордишься?..

В голосе не осталось ни следа веселья, свинцовые ноты с каждым словом вбивались в землю ливнем. Кажется, всего мира не осталось за пределами кладбища, утонул в однотонно-сером шуме.

—  Если бы можно было все вернуть, как бы ты поступил? Ты бы выбрал то же самое? Также сбежал бы?

Острие надавило, вытащило алую царапину из шеи, вскрыло потаенное — не до конца. Волосы спрятали глаза, оставив лишь сжатый в тонкую линию рот.

— Отвечай!

Повелительный вскрик раскрасил сепий красными всполохами. Убить до смешного просто, так не пойдет. Дань Фэн должен страдать, понести полное наказание за свои действия, Блэйд удостоверится в этом. Он будет палачом для того, кого когда-то любил; станет разящим мечом, отсекающим прошлое, потому что... Потому что Дань Фэн не смог, и теперь обязанность Блэйда — закончить все ради них обоих.

Голоса людей отбивались как далекое эхо в самом темном и незаметном уголке его сознания — он не игнорировал их, просто ушел так глубоко в свои мысли, что ни дорога, ни спутники, сейчас его не очень интересовали.
От его поездки в Инадзуму оказалось гораздо меньше толку, чем он или кто-либо еще мог предположить. Искать кого-то на территории чужого государства, было тем же самым, что искать иголку в стоге сена. Эта затея ему не понравилась сразу, не было гарантии, что нужный ему персонаж останется в Инадзуме, но приказ был приказом и даже Аякс со своим буйным нравом не мог противится ему. Как оказалось — зря. Потраченное впустую время не вернешь, и это раздражает, но поделать что-либо он не может. А вот попытаться наверстать упущенное очень даже — тем более, кое-какой запас у него еще имеется.
Скарамучча, сукин сын, своим демаршем конкретно так испоганил всем не только настроение, но и планы, которые так тщательно и скрупулезно выстраивали Шут и Ее высочество. До скрежета раздражало и то, что его, Тарталью, использовали как мальчика на побегушках и ищейку в одном флаконе. Кто-то годами нос из Снежной не показывал, у кого-то были более важные дела на других концах света, а кто-то просто по скверности своего характер не считал нужным выползать на свет божий, а ему отдуваться. С другой стороны, а кому, как не ему искать этого засранца? Всегда есть шанс, что они сойдутся [наконец-то!] в сражении, а про этот замес потом будут слагать баллады и сказания. Именно поэтому он старается не тратить лишний раз силы, ведь если придется выколачивать дермо из типа в шортах, Тарталье может и не поздоровиться — Скарамучча, все таки, пока что по рангу выше, хоть дури им двоим не занимать.
И все же, было кое-что во всем этом, что смело можно назвать ложкой меда в бочке дегтя. И это что-то пряталось так глубоко в его душе, что даже он сам себе не мог объяснить его природу.
Она совсем ему не доверяла и он мог понять почему, но совершенно никак не мог объяснить, почему его самого так сильно тянуло к ней. Словно магнитом — даже на том краю света они все равно умудрились встретиться. Так, словно судьба их специально все время сводила друг с другом и эти встречи наполняли его сердце непонятной, почти детской радостью. И сразу же становилось любопытно — а испытывает ли она то же самое? Ждет ли точно так же, как и он, их следующую встречу? Или же наоборот — каждый раз злится, забавно хмурит брови и морщит носик?
   — Молодой господин? — Голос со стороны вырывает его из раздумий и он не сразу понимает, кто именно перед ним. — Держите. Тут немного, но оно горячее, покушайте. Следующий привал будет уже по ту сторону.
Лицо этой женщины ему знакомо, по воле случая он с ее трупой сейчас вместе держат путь в Сумеру. Несколько секунд медлит и приветливо улыбается, переводя взгляд на миску с парующим супом.
— Да не надо было, — отмахивается, — вы совсем не обязаны...
Но его не слушают. В один миг миска оказывается у него в руках, а женщина, гордо вздернув нос, уходит прочь. Интересно, вела бы она себя так, если бы узнала, что перед ней — один из Предвестников чужого государства? Обычно люди от этого удивляются, забавно округлив глаза, а потом в корне меняют свое отношение к нему. Потому Аякс больше любит путешествовать инкогнито, это здорово упрощает ему жизнь.
Не снимая с лица улыбку, Чайлд пробует на вкус суп и тут же меняется в лице. Вкусно! И отдает чем-то таким родным и знакомым, родом из детства, из того времени, когда еще не было его службы и всяких длительных международных командировок. Такой суп в его детстве готовил отец [единственное, с чем помогал маме] после их совместного любимого занятия — рыбалки. Только у отца еще был секретный ингредиент — закаленное в огне до черна полено. Тут, в чужих краях, так не делают.
Гонит от себя мысль о том, что хотел бы накормить ухой по отцовскому рецепту и одну свою знакомую, осматривает своих спутников. Пестрые, яркие, совсем друг на друга не похожие — приятная компания родом из Сумеру, с ними хотя бы дорога оказалась не настолько скучной. Что еще заметил Тарталья, так это то, что среди них совсем не было тех, кто мог бы сразиться в случае опасности. Что ж, ему от этого же лучше — если станет скучно, всегда будет за кого заступиться. А драку, кажется, они все таки найдут на свои головы.
Странно, что единственный путь со Страны Камня в Страну Мудрости лежал через такое злосчастное местечко, как Разлом. Когда у Аякса еще были дела в Ли Юэ, ему доводилось бывать рядом из запечатанными шахтами. Сейчас он мог и сам пройти гору, но маленькое путешествие позволяло расслабиться и скинуть с себя то напряжение, что так давило на его плечи.

К большому удивлению [и разочарованию] шахты они прошли без проблем и стычек с кем-то. Охраны тут, как оказалось, не меньше, чем в Гавани, а значит будь у них кто-то из недоброжелателей на пути, то им тут же бы не поздоровилось.. Спутники весело переговаривались, кто-то на ходу бринчал на гитаре, а Тарталья внимательно вслушивался в гулкое безмолвие каменной кишки. Что-то, совсем дикое, сродни инстинкта, ему подсказывало, что нет, не может быть все настолько гладко и просто. Слишком просто. Потому когда спереди слышно какой-то подозрительный звук, Аякс напрягается сам и быстро, как только может, оказывается впереди колоны, в хвосте которой плелся все это время.
— Подождите тут, — говорит тихо и серьезно, положив ладонь на плечо женщине,— я пойду вперед, проверю, что там.
И удобнее перехватывает лук, чтобы возня по ту сторону не застала его врасплох.

Верно говорят, что когда подрастают детки, вместе с ними подрастают и бедки. Даже для тех родителей, что никогда не были озабочены воспитательным процессом сильно. Вроде меня. Потому что, ну...Все эти странные истории о том, как старшая сестра заставила забыть меня о том, что у меня есть ребёнок. Или те, в которых я, без веских на то причин, признан был официальным злодеем, худшим парнем в Бейкон Хиллс, с полным игнорированием всех моих заслуг. Вроде тех, что ребятишки бы и парочку загадок не сумели вскрыть, не подскажи я им, как нужно действовать, не направь в нужную сторону. Потому что быть сильным оборотнем - не только собирать вокруг себя людей и существ всех видов, чтобы сподвигать их затем на подвиги, но и обладать нужными знаниями. Теми самыми, которыми никогда Маккол не славился, уповающий лишь на собственную природу. Ту самую, опять же, что ему подарил я. Минус астма, плюс возможность защитить себя самого и своих близких. Не понимаю, почему при таких исходных данных все, включая дочь, так любят припоминать мне это. Можно сказать, что я оказал Скотту величайшую услугу в его жизни.
Хотя, неблагодарность детишек и неспособность их понять, почему именно меня держать лучше в стане союзников, всегда удивляла. Бежали ко мне, как только натыкались на очередную стену, выстроенную из отсутствия знаний и подростковой глупости, придумывая всё новые и новые причины, почему же я должен им помочь. И тут же забывали о том, что я всё-таки помог, пусть даже, не совсем бескорыстно. Возможность получить своё при затрате усилий и времени - вполне естественный человеческий процесс, мне кажется. А альтруизм и вовсе не свойственен ничьей природе. Ни человека, ни уж тем более оборотня. Мы ведь все хищники, даже если выглядим несколько облагорожено и умеем прятать собственные когти. Забывать об этом необычайно глупо, а делать вид, что это не так  - очень даже лицемерно. Любой, даже самый юный волчонок, недавно обращённый, уповает на собственные клыки. Нельзя быть агнцем божьим и  быть созданным при этом для убийства овец.
Так что, ничего удивительного и ни для кого не было, так полагаю, покинул когда чертов городок, не испытывая даже капли ностальгии. Слишком много там случилось плохого, вроде того, что меня дважды сожгли заново. Слишком мало смысла было оставаться на территории оборотня, с которым мы вряд ли нашли бы когда-нибудь общий язык. Он был обязан мне, даже если так и не поблагодарил ни разу за облагораживание собственной жизни, а я не собирался быть тем, кто принимает правила игры глупых сказочек. Альфа, вся сила которого заключается лишь в том, что он умеет заводить друзей, готовых умирать за него, со всеми этими мотивирующими речами. Выжженная земля, где был когда-то наш дом. Никто не верит, что я могу быть несколько сентиментален, речь когда идёт о моей семье, напоминая каждый раз, что я убил Лору. Но ведь для этого, помимо прочего, была веская причина. После пожара, устроенного охотниками, мне просто нужно было выжить - восстановиться, спустя столько лет, вырвавшись из плена безумия, в которое окунула боль. Не все мои поступки в тот момент были исключительно здравыми, а выбор - правильным. Будь у меня чуть больше времени и сил на то, чтобы подумать, я бы никогда не сделал столь бесценный подарок Скотту Макколу. Мы знакомы с ним, как с волком, уже столько лет, а я всё ещё так ни разу и не сумел испытать чувства гордости за собственное создание. Даже какого-нибудь отдалённого, не связанного с наличием альфы на моей территории. Мальчишка, восхваляют все которого за достижения, свершённые не им. Он выбирает женщин, что дерутся за него, до последней капли собственной крови. Всё, что он делает, так это толкает речи друзьям, объясняя им, почему вся его жизнь и его цели важнее. И даже мою собственную дочь, пусть это было не так уж сложно, сумел настроить против меня. Скотт Маккол, не способный ничего решить без своей так называемой стаи. И, кажется, совсем не озабоченный тем, чтобы решать её проблемы в неудобное для себя время.
Взять хотя бы Малию, доверяющую ему столь безоговорочно. Тысячу раз мне повторяла, что выберет его, а не меня, лишь потому что Скотт хороший и он обязательно, в ответ....Впрочем, проверить теорию никогда не было повода. Ведь это у него всегда были проблемы, участвовать в которых приходилось всем. Это ему бросали раз за разом вызов, отвечать на который должны были постоянно другие. Это девушкам, с которым он встречался, приходилось учиться драться, катаной или с помощью лука, для того, чтобы помочь ему. Но где был он, когда у всех остальных были проблемы?
Или, к примеру, Лидия Мартин, без которой и на шаг не смогла бы вся компания продвинуться, еще в самом начале всех историй. Я был злодеем, укусившим её и был тем, кто так беззастенчиво приходил в её сны, чтобы вернуться. Я же был тем злом, что пробудил в ней банши. Не спорю. Вот только и Скотт не слишком-то заботился об одной из своих друзей. Пользовался её невероятными знаниями обо всём, но так плевать хотел на то, с какой скоростью она летела в пучину безумия, не собирался помочь ей. И снова, как ни странно, даже такие умные парни, как Стайлз, совершенно не заметили этого. Маккол умел убеждать всех вокруг, что хороший друг. Хотя, мне вот, как наблюдателю со стороны, казалось, честно говоря, что дела обстоят несколько иначе.
Что снова возвращало к вопросу мисс Хейл-Тейт, оставшейся в родном городке. Её жизнь в опасности, насколько мне известно, но я  не вижу рядом толпы желающих спасти её. Прибываю когда в это здравым смыслом забытое место и вникаю в сложившуюся ситуацию. У ребятишек, окончивших школу, началась своя, взрослая жизнь, понимаю это прекрасно. Но ведь вопрос стаи - не вопрос нахождения в  одной школе или проживания на одной улице. Происходит именно то, что и говорил когда-то Малии, в очередном всплеске её гордыни и дочернего нигилизма - в конечном счёте, хочется того или нет, но остается только семья.
Я вот здесь, ради неё, в конце концов. А остальные - нет. К тому же, справедливости ради, я её прекрасный шанс уехать отсюда, повидать мир и наконец-то насладиться всеми прелестями существования в человеческой шкуре. Ей бы перестать злиться на то, что от меня не зависело совершенно. Я связался с её психопаткой-матерью когда-то, но не думал, что она попытается убить нашу дочь спустя семнадцать лет. Я не участвовал в  её воспитании и не учил важным вещам, но ведь и память свою сестрёнке отдал отнюдь не добровольно. Тот факт, что я тоже пострадал в этой ситуации, а у меня отняли то, что принадлежало всё-таки мне, никем не рассматривался в качестве смягчающего обстоятельства, как ни странно.
Хотя, из очевидных плюсов - тот факт, что Малия способна постоять за себя. Сильная, смелая и умная девочка, даже если, как положено любому подростку, плохо выбирает себе компанию.
- Либо ты снова сначала поддаёшься инстинкту ударить, не вникая в окружающую обстановку, либо, меня и хотела поцарапать? Растягиваю губы в улыбке, удерживая дочь за запястье. Знаю, что даже аромат не успела почувствовать, скорее всего, сконцентрироваться на нём, когда я появился рядом. Зато, услышала шум за спиной и среагировала как и положено  хищнику - постаралась напасть первой. С острыми когтями наперевес и угрожающим видом. Я оказался слишком близко к ней и у неё прекрасно бы вышло ударить меня с разворота. Если бы я только не знал инстинктов и повадок собственного ребёнка, не догадывался, как она будет действовать. Она определённо, всё больше расцветает с каждым днём, становится красивее и опаснее, такая похожая на мать. Вот ею, в отличии от Скотта, как собственным проектом, я могу гордиться.
- Здравствуй, дочь. Отпускаю её руку, не демонстрируя никакой грубости. Знаю, что слишком удивлена видеть меня здесь и не ожидала появления, но я вынужден был оказаться тут. Раз уж, как мне стало известно, жизнь её находится в опасности. Может быть, меня часто обвиняли в равнодушии и в большинстве случаев это было абсолютной правдой, но ведь и ситуации были разными. У меня один ребёнок был, что стоило бы учитывать, не судя обо всём одинаково. В тех ситуациях, где речь шла о ней, я в основном все-таки участвовал.
- Хотел конечно позвонить и сказать, что скоро приеду, но решил сделать приятный сюрприз. Вряд ли сама Малия моё появление таковым считает, я понимаю. И всё же. Пока надежды свет в нас горит...К тому же, у неё нет особенного выбора, принимать мою помощь или нет. Друзья её разъехались по колледжам и городам, а папочка приёмный, при всём его желании не сможет оказать нужного содействия. В уравнениях, где речь идёт о нашей семье, я его в принципе стараюсь не учитывать. Случайный человек, не сделавший ничего, чтобы найти Малию, за которую отвечал. Не думаю, что стоит придавать ему значение.
Так что, девчонка не звала, даже нуждаясь в помощи, но я не смог проигнорировать свои отцовские инстинкты. Нравится ей их наличие у меня или нет. Я уже потерял огромную часть семьи. Не хотелось бы вновь переживать этот отнюдь не весёлый опыт. А сейчас, к тому же, гораздо худший теоретически, чем это было раньше.

Странным был Александр. Растерянным что ли.. Не крутым генералом, который только что спалил десятки людей и технику, не выкосил гектары земли — он был человеком, осознающим себя небольшим среди огромного пожарища. Словно душа его обнажилась и выползла наружу. Алина давно не видела его таким.. видела тогда у стола в кабинете, год назад, когда еще совсем студенткой пришла вечером поговорить и руки их соприкоснулись. Оба тогда еще удивлялись простому явлению: Усилитель и Святая зарождали необычную силу, радужным облаком высвобождали и озаряли все вокруг. Тогда в кабинете ее было мало, а здесь в лесу — могучий поток частиц, спаливший все на своем пути.
Страшно Алине. Поняла она, что Александру тоже не по себе. Смотрит на него сверху вниз, когда тот присел на связку дров, брошенную крестьянами.
Так необычно видеть границу жизни и смерти. Там где два гриша — там все сохранилось, а если вперед посмотреть, шагов на триста — дальше выжженная пустыня и искрящийся углями тлен. Удушающий запах гари наполняет все собой  и долго рядом стоять наверняка тяжело тому, кто присутствует в реальности. Взгляд опять упал на одинокого человека у границы тлена на связке дров.
— Уходи отсюда, — произнесла Алина, кивнув на зарево, — ветер может смениться..
Жаль никого не осталось рядом. Один Кириган в реальности. Крестьяне ушли. И если что пойдет не так — не поможет никто раненому Морозову. Только Алина.
Силы ее, правда, подкосились. Она долго в проекции и только что отдала много света. Пока не произнес это Усилитель, не обращала внимание. Настолько случившееся взбудоражило. Адреналина много, может спалить еще страну, если надо. И ошибается Морозов. Ошибается.. Уверена Алина, но дрогнула уверенность. Ведь объективно гриш перед ней умнее и знает о проекции больше. Это видно прямо сейчас, теперь. Даже когда хочется обесценивать и унижать его в отместку за прошлое. Ведь он сражался с ней! Там в коридоре подземье они сошлись друг против друга. Много боли причинил. Мучал ее друзей и убивал! Хотелось обесценивать и унижать такого, но реальность твердила, что Кириган все еще мудрее их всех вместе взятых и знает больше. Возможно из всех гришей последний на этой земле, кто столько прожил. Опять возрождается невольное уважение и восхищение. Сложно упрекнуть того, кто может и знает как делать. Только этот человек раскрывал в Алине те качества, о которых она даже не подозревала. И было это печально.
-У озера может быть опасно, — произнесла Святая, понимая что прав Морозов. Устала она. И будет если два дня есть сладости и спать, восстанавливая силы, в дикой местности порвут смертного генерала на куски звери или люди. Да и рана может загноиться. -Тебе нужно быть в доме, под крышей, если пламя не перекинется на него и ветер не  сменится. Это опасно, Александр. Одному человеку в лесу без стаи тяжело..
Наверное не до конца осознает это тот, кто веками жил один, но со своею силой. А теперь один, но без силы. Ему придется питаться как придется, мерзнуть и отбиваться тем, что попадет под руку. Когда Алина порвет связь и закроет проекцию, судьба Киригана покроется мраком. Его потеряют из виду. И что будет дальше, знает только Единый. Тревожно.
“До Фьерды тут ближе, чем до Ос Альты”. Да. Именно так. Нет времени Алине отдыхать. Ей придется выступить с солдатами, чтобы срочно отыскать гриша в лесах. Чтобы пленить.. или спасти? Ей почему-то захотелось его спасти!
Он обещал дождаться. Но сможет ли выстоять против искушения бежать или против тягот жизни один? Благородное лицо пусть  и покрыто шрамами, грязью и прическа растрепалась, но все еще жива стать в нем, сила человеческая и мужественность.
— Я вернусь. Обязательно.
Алина еще раз посмотрела на своего и противника, и наставника. Почему-то поймала себя на мысли, что хочет запомнить его именно таким. Задержала свой взгляд. Настоящий.. как тогда у стола в кабинете. Таким она его тогда еще любила.
Святая оборвала связь и вернулась в реальность, ощущая своим затылком мягкую подушку под головой, на теле одеяло и перину пуховую. Снова дома, снова дворец царя.

Оранжевый закат ярко пылал над небосклоном, медленно опускаясь за горизонт планеты. Асока стояла посреди небольшой поляны, сплошь усыпанной высокими травами, и с интересом наблюдала за Эзрой. Они совсем недавно познакомились, но Тано было любопытно посмотреть на его тренировку, оценить потенциал этого мальчишки. И зрелище, которое представало перед её глазами, умиляло тогруту.

«Желание быстрого обретения знаний, безудержное стремление обрести как можно больше силы, кого-то он мне напоминает…» — женщина едва заметно хитро ухмыльнулась, глядя на то, как Бриджер резко орудует мечом, а затем решила подойти поближе.

— Сила и мощь, говоришь? Дайка посмотреть, — Асока спокойно протянула руку вперёд, попросив Эзру передать ей оружие.

Хитрый план, как преподать самонадеянному Бриджеру хороший урок, родился за секунду, и ловкие оранжевые пальчики спешно извлекли кристалл из рукоятки.

— Эй, что ты делаешь?! — в один момент послышалось недовольное восклицание Эзры.

— Учу тебя, — резко, дерзко и почти нагло отозвалась Тано, — Попробуй теперь отразить мои атаки и показать мне ту силу, о которой ты только что говорил…

Одним лёгким движением Асока взмахнула рукой, оправляя кристалл из меча Бриджера куда-то в неизвестном направлении, среди высоких изумрудных трав, а вторым — моментально вернула разобранный меч своему «зазнавшемуся» ученику.

Ещё через секунду её белые клинки, будто сами прыгнули в руки тогруте, и, не давая Эзре ни минуты на раздумья, женщина атаковала его.

— Эй, так не честно! Я не могу защититься без кристалла… Я не могу найти его…

Как и думала Асока, посыпались хаотичные оправдания по поводу «жёсткости» её обучения, но Тано изначально была к этому готова, пожалуй, даже она и ждала такой реакции.

— Бои с настоящими противниками никогда не бывают честными. Сконцентрируйся. Попробуй ощутить его через Силу… — быстро бросила короткий совет тогрута, при этом не переставая всё так же настойчиво нападать на Эзру.

Взмах мечом, ещё один, очередной приём… И вот её тактика удалась.

«Похоже, Эзра действительно учится так же быстро, как я предполагала», — только и успела про себя подумать женщина, прежде, чем новая её дерзкая атака легко была блокирована уже полностью собранным световым мечом Бриджера.

— Надеюсь, этот урок чему-то тебя научил, — загадочно ухмыляясь, Тано деактивировала свои белые световые клинки и чуть отошла от Эзры.

Ответ, который она получила от Бриджера, полностью её удовлетворил. Будь то, джедай, или серый джедай, не столь важно, никогда нельзя забывать о самоконтроле, никогда нельзя поддаваться пьянящему соблазну быстрого обретения мощи и гордыне, никогда нельзя терять гармонию и баланс с Силой. Асоке хотелось верить, что она, сейчас, в самом начале пути молодого джедая, смогла донести до него эту простую, но первую и крайне важную истину.

Желание непомерной Силы, гордыня, самопревозношение, излишние несбалансированные эмоции ведут на тёмную сторону. И хоть Асока уже давно не была джедаем в полной мере, она почему-то чувствовала, что должна была уберечь от подобных ошибок, уберечь друзей и близких, так, как когда-то она не смогла уберечь… Его…

Скорее всего, во всём виновата усталость. Организм изнашивается.
Нервы изнашиваются. Я изнашиваюсь. Иногда я напоминаю себе старую затёртую куртку.
Всё расползается по швам. Но я пытаюсь сохранить товарный вид.
Потому что иначе — свалка. Разница в том, что куртку можно снять.
А куда девать себя?

[indent] Стоит мне только закрыть глаза, и немного отпустить нить реальности, как я вновь попадаю туда, где пахнет сыростью и плесенью, а чертова пыль забивается в дыхательные пути, оставляя свой мерзкий вкус на кончике языка, когда дыхание становится поверхностным из-за болевого шока. Головокружение усиливается, и мне едва ли удается сфокусировать свой взгляд на чем-то конкретном, выискивая образы и границы предмета среди расплывающихся фигур и образов. Что из этого реально? Время и боль.
[indent] - Не умирай. – Почти на выдохе и беззвучно, как мантру. Стиснув зубы, цепляюсь за очередную неровность в полу кончиками пальцев, которых уже толком и не чувствовала. – Не умирай.
[indent] Шумный выдох и я не тороплюсь открыть глаза, боясь вновь оказаться в том месте, ведь подсознание уже играло со мной подобным образом, то ли в назидание, то ли в наказание, заставляя проходить через ад вновь и вновь. А прошла ли? Все говорили, что – да, я же была уверена в обратном. Иногда мне казалось, что я просто в очередной раз потеряла сознание и все это – мне снится. Я смотрела на происходящее как бы со стороны, анализируя все и всех, ожидая подвоха или какой-то нестыковки. Только услышав мужской голос, совсем рядом, решаюсь открыть глаза.
[indent] Его лицо стало первым, что я увидела, когда пришла в себя. Тепло его руки грело озябшие пальцы, и мне так сильно хотелось стиснуть их в ответ, стереть эту обеспокоенность с лица, пробивавшуюся даже сквозь улыбку, отпечатки страха во взгляде, но все, что мне пока было дозволено собственным телом, это лишь смотреть, и едва ли шевельнуть рукой, давая понять, что слышу и понимаю.  Совсем скоро новая порция коктейля из обезболивающих и успокоительных снова унесет меня в темноту, но тепло чужого тела не даст окончательно сойти с ума в поисках выхода из собственного сознания.
[indent] - Доброе. – Голос негромкий и хриплый ото сна. Мне не сразу удается договориться с собственным телом. Мышцы из-за неудобной позы во время сна, ныли пуще прежнего, и вовсе отказывались работать, пресекая на корню любую попытку пошевелить конечностями, отзываясь неприятной болью в последней. Чувствовала я себя разбитой еще сильнее, чем когда только укладывалась в постель. Сон не приносил никакого отдыха, только забирал с собой остатки сил, не предлагая ничего взамен. – Кофе. – Аппетита не было совсем, а крепкий и терпкий напиток мог помочь взбодриться. Кивнув в знак подтверждения своих слов, я на секунду закрыла глаза, а когда открыла, кинула взгляд на часы, занимающие свое место на прикроватной тумбе. – Слишком рано. Ты редко встаешь в такую рань. – Подтянув свой угол одеяла, я засунула его под голову, все так же лежа на правом боку. – Погоди, - понимание приходит с небольшим запозданием, но приходит. Уже прогресс! - Ты вообще спал сегодня?
[indent] Казалось, что прошло достаточно времени для того, чтобы чувства, связывающие нас когда-то, растворились, исчезли в рутине рабочих дней, новых знакомств и событий, но стоит произойти чему-то выбивающему землю из-под ног, как эта связь непременно давала о себе знать, становясь лишь сильнее с каждой попыткой ее отрицания. Звучит банально, но побывав на самом краю, я пересмотрела свои взгляды на некоторые вещи.
[indent] - Судя по неприятным ощущениям, мне удалось ночью найти относительно удобную позу и проспать так большую часть. – О том, что мне снится – благополучно умалчиваю. Выписанные лечащим врачом препараты действовали на меня странно и пугающе. Даже не смотря на повторяющиеся видения, я спала спокойно, почти не просыпалась по ночам, даже не кричала, в общем, никак не проявляла своего беспокойства, от того и лгала, не моргнув глазом весьма правдоподобно, не желая вызывать у Адама еще большего беспокойства, чем есть сейчас.
[indent] - Не отпускай моей руки. – Так аккуратно и осторожно он берет мои холодные в свои теплые, и я невольно улыбаюсь, наблюдая за этими бережными прикосновениями. Все так же негромко, словно, боясь, что нас кто-то услышит и испортит момент. В этой фразе одновременно все, ничего и что-то куда большее, чем есть сейчас. Она слетела с губ слишком неожиданно даже для меня самой, словно что-то давно просится наружу, разбивая все преграды на своем пути, и осталось их крайне мало. – Ты лжешь так неумело... – Цокнув языком, я покачала головой. – Как ты вообще работаешь под прикрытием и не палишься при первом же разговоре?
[indent] Начинаю смеяться, но почти тут же морщусь и затихаю. За прошедшую неделю раны зажили еще недостаточно для того, чтобы я могла спокойно и нормально функционировать, и при этом не испытывать чувства боли или дискомфорта. Как бы мне не хотелось проваляться в кровати до самого вечера, встать все же придется. Адам прав, стоило следовать рекомендациям врача – принимать лекарства и вовремя совершать перевязки. Весьма неблагоразумно с моей стороны, но я отказалась от мужской помощи, пока медленно и аккуратно вставала с постели, чуть не запутавшись в одеяле, а после едва переставляя ноги, двигалась в сторону ванной комнаты.
[indent] - Включишь кофеварку? С остальным можем разобраться позже. – Уже почти войдя в ванную, я высунулась из-за двери. – Только не спали мне квартиру, ладно?
[indent] Большое зеркало с помощью яркого света отразило на своей поверхности далеко не лучший мой вид. Синяки все еще покрывали мое лицо, но уже не были такими заметными, приобретя зеленовато-желтый оттенки. Царапина над левой бровью выделялась сильнее всего, но это лишь поверхностные следы, все самое худшее сейчас было скрыто легкой ткань серых пижамных штанов и свободной футболке.
[indent] На правом бедре расходился огромный синяк, который, в отличии от своих собратьев, был сейчас практически черным, отмечая то место, куда мой похититель пнул тяжелым ботинком. Подобные следы были на спине и боках, свидетельствовавшие о проваленной попытки бегства. На запястьях следы от наручников почти исчезли, оставив после себя едва заметный розовый след. Чуть подняв ткань футболки одной рукой, я посмотрела на два аккуратных квадрата бинта, зафиксированного с помощью пластыря, но память подтолкнула другое видение – как кровь с каждым ударом сердца покидает тело, давлением выталкиваемая наружу через пулевое, прошедшее под неудачным углом. Стоит обратить на это внимание, как боль захлёстывает с такой силой, что невольно начинаешь ловить ртом воздух, задыхаясь.
[indent] - Я скоро. – Отзываюсь, когда слышу, как Адам обращается ко мне, но голос его доносится, словно, сквозь толщу воды. Тонкими пальцами крепко сжимаю край раковины, опустив голову и стараясь дышать медленно и размеренно, возвращая себе контроль над собственным телом и эмоциями. Вдох – выдох.  Выпрямляюсь, собрав в себе всю решительность в кулак. Неловкими движениями снимаю с себя футболку, когда остаюсь в спортивном коротком топе. Клейкая лента отходит от кожи относительно легко, а вот сам бинт с остатками сукровицы срывает с губ болезненное шипение. Адам появляется в ванной раньше, чем я прошу его этого не делать. – Все в порядке, правда, но тебе не стоит этого видеть. – Качнув головой, я наспех прикрываю одно из ранений салфеткой, пропитанной каким-то составом, пока наяву воспроизвожу все манипуляции, показанные медсестрой еще вчера днем.

...Когда твои чувства не принимают - это всегда больно. Даже если это делают мягко и аккуратно, стараясь не унизить и не ранить душу. Но иногда случается так, что человек еще даже не знает, что ты в него влюблён, а уже ненавидит тебя из-за какой-то дурацкой ситуации.
Натаниэль был уверен, что Маринетт и - особенно - Марк хотели посмеяться над его чувствами к Ледибаг. И деакуматизация Марка его не переубедила, как и сам факт того, что акуматизировался после скандала у фонтана Марк, а не Натаниэль. Сейчас обескураженный и будто немного оглушенный Ансьель стоял у подножия Эйфелевой башни вместе с героями, и его потряхивало, особенно когда он увидел, что к ним подходят мэр... и Нейт.
Попытка Ледибаг их помирить провалилась с первых мгновений, Нат посмотрел на недавнего злодея со жгучей ненавистью и рассмеялся нервно и гневно:
— Мириться? С ним? Да никогда в жизни! Ты действительно думал, что после этого я буду с тобой общаться и работать над комиксом? Ни за что в жизни! Так и знай! Ничтожеством родился, ничтожеством и сдохнешь!
Высказав всё это, рыжий художник ушел и даже не заметил, как Марк испуганно округлил глаза и вздрогнул.
Неужели он правда заслужил, чтоб его так возненавидели? Он ведь вовсе ничего плохого не хотел! Не то, чтобы Марк не привык к таким словам: частенько слышал от родителей и некоторых ребят в коллеже. Но он не ожидал, что человек, в которого он так наивно влюблён, растопчет его и назовёт вот так так. И даже, кажется, пожелал ему скорой смерти? Марк закусил нижнюю губу, пытаясь сдержать всхлипы, но как бы там ни было, слёзы все равно хлынули через край. Он натянул капюшон толстовки на голову, сунул тетрадь в сумку и резко развернулся, побежал прочь. О, нет, ни в чем никого кроме себя не винил. Он просто не хотел, чтоб мэр и герои видели его таким жалким. Да уж, он правда ничтожество и таким и сдохнет... Жалкий, трусливый, слабый духом и физически плакса. И, наверняка, если б его имя не стёрли и Натаниэль знал, что читает - просто сборник рассказов, а не никакой не дневник Ледибаг - он бы сразу фыркнул и сказал, что Марк бездарность. Он просто кретин, если думал, что его истории могут кому-то понравиться без приписки имени парижской героини-защитницы. Он просто мусор, типа того, которым он как Ревёрсер хотел закидать улицы города...
Марк просто лежал на своей кровати, съёжившись под одеялом целиком и закусив угол подушки, чтоб родители не слышали его всхлипов...
Мусор. Мусор. Мусор.
Вскоре он просто отрубился, так ничего толком и не поевший за день.
***
Он больше не станет ничего писать.
Только то, что надо по учёбе. Сухо, по делу, без чувств.
Так думает Марк, попытавшийся склеить порванные Натом страницы.
Он их склеил аккуратно и четко. А потом сердце его дрогнуло, словно в него впились множества иголок и провели ток. И вот он уже сам рвёт их на клочки, кидает в урну и вдогонку - зажженную спичку. И остатки сердца, кажется, горят вместе с бумагой. Он это заслуживает, потому что он жалкий и трусливый, и Нату из-за него было больно, Нат поверил, что его любит великая во всех смыслах героиня, а это всего лишь этот человеческий мусор по имени Марк.
Ансьель шмыгает носом, растирая по лицу слёзы рукавом толстовки. Вместе с остатками косметики.